выставка живопись
В Государственной Третьяковской галерее (на Крымском Валу) открылась выставка "Шедевры Музея Орсе", проходящая в рамках проекта "Музеи мира поздравляют Третьяковскую галерею", посвященного 150-летию Третьяковки. О том, что связывает поздравителя и адресата поздравления, рассуждает ИРИНА Ъ-КУЛИК.
Парижский Музей Орсе, основанный в 1978 году и расположившийся в здании грандиозного вокзала, построенного в 1900 году к Всемирной парижской выставке, в обиходе часто называют музеем импрессионистов. Точнее было бы говорить об Орсе как о музее не течения, но периода, а именно второй половины XIX--начала ХХ века, чья экспозиция охватывает самые разные направления и техники — не только живопись и скульптуру, но и фотографию. Орсе даже можно назвать музеем реализма — в той мере, в какой сама эта художественная идеология сложилась примерно в означенный период. И в этом смысле вполне закономерно, что именно Орсе первым поздравляет с юбилеем Третьяковку, также возникшую как музей реалистического искусства. Но реализм французский и реализм отечественный — совершенно разного порядка.
Выстроенная в хронологическом порядке экспозиция "Шедевры Музея Орсе" начинается не с главных хитов вроде "Балкона" Эдуара Мане, "Танца в деревне" Ренуара, "Вокзала Сан-Лазар" Клода Моне, "Рыжей" Тулуз-Лотрека или "Звездной ночи" Ван Гога, а с произведений французских реалистов, которые даже по сюжетам вроде бы напрашиваются на аналогии с какими-нибудь передвижниками: "Пряха — овернская пастушка" Жана Франсуа Милле, "Жатва" Жана Франсуа Добиньи, "Циклевщики паркета" Гюстава Кайботта. Впрочем, стоит лишь чуть внимательнее всмотреться в эти полотна со столь бытописательскими названиями, чтобы почувствовать, что речь идет о реализме совсем иного, нежели отечественный, толка — не критическом, но оптическом: французские художники выбирают столь далекие от тогдашнего академического лоска сюжеты не ради социального пафоса, но просто в поисках незамыленной картинки. И не суть важно, что ею окажется якобы жанровая сцена или просто пейзаж вроде послегрозовой, осененной радугой "Весны" того же Милле. Самый радикальный из французских натуралистов — Гюстав Курбе представлен в Третьяковке вполне академическим по мизансцене "Источником" с обнаженной купальщицей, но по ее словно бы озябшему телу, как и по самой живописной поверхности, уже пробегает та дрожь, которая потом превратится в пресловутые мозаичные оптические эффекты импрессионизма.
На выставке "Шедевры Музея Орсе" вся история французской живописи второй половины XIX века предстает своего рода "историей глаза", прославлением самого физического акта видения, который — от реализма к импрессионизму — становится все более самодостаточным наслаждением вне зависимости от того, на что именно направлен взгляд художника. Иногда кажется, что сама идея разместить такую коллекцию живописи в здании бывшего вокзала Орсе кажется закономерной еще и потому, что перемещение по железной дороге и созерцание пейзажей, пролетающих за окном поезда на ранее невиданной скорости для людей позапрошлого столетия, также было невиданным оптическим экспериментом. Импрессионистская живопись и есть этот взгляд во все глаза и взахлеб, когда весь видимый мир внезапно оказывается неким феерическим зрелищем. Весьма примечательна в этом смысле изумительная картина Эдгара Дега "Оркестр Парижской оперы", где разместившиеся на первом плане оркестранты, в театральном представлении обычно сокрытые от глаз публики, написаны с умопостигаемой и литературной дотошностью натурализма, в то время как сама сцена в глубине картины полыхает почти нефигуративным калейдоскопом разноцветных балетных пачек.
Оптический, физиологический реализм видения в какой-то момент перестает нуждаться в видимой реальности. Начавшись с как бы натурализма, выставка продолжается полотнами, которые так или иначе оказываются визионерскими — будь то "Звездная ночь" Ван Гога, "Натюрморт с веером" Поля Гогена, символистская "Галатея" Гюстава Моро или удивительный "Портрет баронессы Робер де Домси" Одилона Редона, где за нарочито сухо прописанным женским профилем открывается совершенно абстрактный водоворот красок.
В Третьяковке, принимающей ныне "Шедевры Музея Орсе", несомненно, найдутся произведения, запечатлевшие сходные приключения глаза — хотя чистое наслаждение процессом зрения не то чтобы было в привычке у русских художников. Понять, что взгляд важнее предмета, на который он направлен, русским помогла только шоковая терапия авангарда.