Механизмы земные и небесные

часы/стихии

В дни проведения SIHH по соседству с дворцами участников каждый раз отводится зал для тематической выставки. Соседи представляют новинки, а здесь показывают исторические часы, объединенные одной темой. На сей раз показали часы, сделанные для путешественников, пилотов и моряков. Механизмы истории рассматривал АЛЕКСЕЙ ТАРХАНОВ.

Здесь уже показывали "Историю корпусов", уже были "Циферблаты и стрелки" — темы волнующие, конечно, но уж слишком узкоспециальные. На сей раз тема выставки была отнюдь не академической — были представлены приборы, использовавшиеся, как пелось в старом советском марше, "на земле, в небесах и на море".

Выставка начинается с солнечных часов, по которым судили о времени путешественники в те времена, когда путь от деревни к деревне был длиннее и опаснее, чем нынешний маршрут из Москвы в Нью-Йорк. Солнечные часы — удивительные приборы, которые не нуждались в механизме, потому что механизм их был запущен Богом в виде, как тогда было очевидно, движения Солнца вокруг Земли. Один из удивительных экспонатов — карманные механически-солнечные часы 1520 года. Здесь уже работает привычный часовой механизм, но его ход сверяют по солнцу. К корпусу на откидывающейся крышке прикреплен солнечный циферблат с компасом. Солнце заменяло сигнал точного мирового времени, ведь он появился только в 1852-м, когда его стала передавать по телеграфу Гринвичская обсерватория, а с 1933-го — обсерватория Парижская по радио.

Идея сочетания небесной и земной механики так остроумна, что о ней не забыли. Тут же рядом реплика 1959 года — великолепная вещица Cartier, золотые карманные часы, на оборотной стороне которых воспроизведен все тот же солнечный циферблат с раскладным штоком и компасом. Уже не реальный механизм, а не лишенная иронии игрушка.

Здесь можно было узнать, как, устав таскать часы на шее, человечество изобрело каретные часы, способные сопротивляться и дуракам, и дорогам. Идея перевозки времени стала особенно актуальной в эпоху великих мореплавателей, которые, ввиду несовершенства навигации, то и дело открывали Америку, промахнувшись мимо Индии.

Как только моряки осмелились надолго терять из виду берег, им понадобились приборы для измерения пространства и времени среди волн. Еще в 1598-м король Испании пообещал 100 тыс. золотых монет тому, кто найдет способ определять положение корабля в море. Секстант, использующий в качестве эталона высоту солнца над горизонтом в строго определенное время, стал таким же совершенным инструментом, как и солнечные часы, недаром он верно служит до сих пор, в эпоху спутниковой навигации. Но к секстанту был нужен морской хронометр. А для хронометра нужна была невиданная, космическая точность.

В центральной витрине представлен механизм, похожий на миниатюрный токарный станок для дрессированной кошки. Это революционный прибор миллионометр — машина, спроектированная в 1844-м Антуаном ле Культром, которая позволила довести измерения до микронов. Так начались полтора века точной часовой механики. Появились морские хронометры в сундуках из дерева акажу, почитаемые, как маленькие божки. Если их и не улещивали спиртом, как компас, то ценили не меньше, потому что один градус и одна секунда ошибки могли отправить на дно корабль с людьми и грузом, и никто никогда не узнал бы о том, что это произошло. В витринах — судовые хронометры, регатные хронометры с красными точками, по которым дают старт парусным регатам, и хронометры — переносчики времени. С помощью этих сверхточных карманных часов время переносили от эталона на судовые часы, это был неприкосновенный запас времени в жилетном кармане штурмана. Морская точность перешла в точность железных дорог, отсюда бессмертный образ начальника станции, сверяющего свою серебряную "луковицу" с часами на башне вокзала. Далее только по сюжетам, да по стилю гравировки можно следить за тем, как одни десятилетия сменяют другие: как громоздкие, пышущие дымом паровозы сменяются гоночными автомобилями, дирижаблями, самолетами, а многодетальный и подробный рисунок начала века уступает место лаконичной графике. И так до наших дней — с пилотскими часами IWC и глубоководными Panerai, Baume & Mercier и все теми же IWC.

Выставка рождает несколько жюльверновское ощущение механики жизни. В ней чувствуется удивительная ностальгия по тому времени, когда все в мире шло по часам и все проблемы можно было решить на уровне высокой механики. Даже военные проблемы. Здесь есть часы с математическими таблицами для офицеров императорской артиллерии; есть хитроумные шагомеры, по которым командир определял расстояние, пройденное за день его ротой; морские хронометры, по которым сходились навстречу друг другу эскадры, и воздушные хронометры для боевых цеппелинов.

Каморка, отведенная для мифа, который тускнеет в реальности (но, как, скажем, шпага в век "калашниковых", не теряет значения символа), была на самом деле исключительно важна для помпезного механизма SIHH. Это стало важным напоминанием о том, что большинство часовых фирм, показывающих в соседних залах свои драгоценные коробочки, выпускали когда-то не игрушки, а приборы, от которых зависела жизнь человека. Тогда часы измеряли не богатство и вкус владельца, а время его существования в трех стихиях — дни пеших переходов, минуты дыхания в баллонах и секунды набора и потери высоты.