выставка архитектура
Вчера в Музее архитектуры (МУАР) открылось четыре выставки. Все они посвящены наследию архитектуры XX века, его состоянию и спасению. О большом празднике сохранения наследия — ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН.
Все выставки приурочены к проходящей сейчас в Москве конференции "Сохранение наследия XX века" (об открытии которой Ъ писал во вторник). Давно уже Музей архитектуры не собирал такого количества народа — была, наверное, тысяча охранников памятников. И все: от заслуженных иностранных профессоров-консерваторов до юных, еще не вполне осознающих, что именно они охраняют, но полных энтузиазма студентов — были как-то по-особому приподняты, радостны, как на балу.
В Аптекарском приказе музея располагалась выставка Анке Заливако и Ирины Чепкуновой "Наследие 20-х годов в России и Германии". Она состояла из подсвеченных стеклоблоков, и в каждый из них была вставлена фотография и подсвечивающая ее изнутри лампочка. В нижнем ряду стеклоблоков располагались старые фотографии памятников конструктивизма и немецкого модернизма, в верхнем ряду — их современные фотографии, а в самом верхнем над некоторыми памятниками стояли стеклоблоки, горящие красным светом, как на машине скорой помощи. Собственно, эти огни горели только над русскими памятниками, а над немецкими все было в порядке. Это все было очень нарядно и наглядно, как в Германии хорошо, а у нас — плохо.
В корпусе "Руина" музея висела выставка фотографий Ричарда Пейра. Это знаменитый английский фотограф, который снимал русский конструктивизм. Фотографии большие, красивые, способные украсить собой самое бонтонное и иностранное присутственное место. Дом Центросоюза Ле Корбюзье, Дом на набережной, Мавзолей Ленина внутри и снаружи. Некоторые из фотографий, по правде говоря, производят несколько открыточное впечатление, но это не важно. Уже сам тот факт, что иностранец снимает наш конструктивизм, показывает, насколько это важно и в какой этот конструктивизм опасности.
Большая анфилада музея была занята выставкой "Башни" — это огромные проектные перспективы сталинских высоток. Они такие большие и красивые, что многие охранники памятников отчасти были сконфужены. Во-первых, эта выставка задавила еще одну — "Советский модернизм 1955-1985", на которую остался всего один зал. Во-вторых, удобно ли показывать эти здания, ведь это же сталинизм и, в отличие от конструктивизма, он так построен, что пока не разваливается, а, напротив, поражает величием. Однако же продвинутые охранники приветствовали выставку, потому что ее только что привезли из Бельгии, с фестиваля "Европалия", и среди иностранцев она вызвала большой интерес. Так что в европейском контексте это уже разрешено, просто некоторые не в курсе.
Наконец, в последнем зале анфилады располагался, как уже было сказано, советский модернизм, выставка, сделанная Андреем Гозаком. Герои модернизма, академики Платонов, Кубасов, Гнедовский и приехавший из Америки Феликс Новиков, располагались там же, около своих 40-летней давности проектов Дворца пионеров на Ленгорах, Института электроники в Зеленограде, Театра на Таганке. Это была самая человечески пронзительная выставка, потому что тут люди на глазах превращались из живых архитекторов в наследие, что вообще-то грустно. Но поскольку им дали такой маленький и такой последний зал, то до этой грусти мало кто доходил.
Итак, в музее была, по сути, представлена вся панорама развития советской архитектуры — от конструктивизма до постмодернизма начала 80-х. Разные выставки, разные кураторы, и тем не менее все это как-то складывалось в одну картину. Я сначала даже не мог понять, где ключ к этой картине, и понял только в самом последнем зале, на выставке советского модернизма. Там было много памятников Прибалтики, чуть меньше Армении и Грузии, а России прямо совсем мало. Меньше половины выставки — и академики Платонов, Кубасов, Гнедовский и примкнувший к ним Феликс Новиков с трудом находили свои работы, все по одной, а работ прибалтийского архитектора Томаса Рейна было целых пять. Хотя на мой личный взгляд, Томас Рейн сильно уступает и Феликсу Новикову, и раннему Юрию Платонову, у которых все-таки принципиально иной масштаб.
Я как-то недоуменно размышлял над этим, пока мне вдруг не пришло в голову, что главные усадьбы прибалтийских колхозов выглядят не в пример зарубежнее Дворца пионеров потому, что там все надписи сделаны иностранными буквами. Не знающий эстонского языка человек вполне мог принять эти строения за финские, если он, конечно, не знает и финского. Этот акцент размытой "зарубежности" как лучшего, что произвела советская архитектура, бросал правильный ретроспективный отсвет на все предыдущие выставки. Что самое интересное в конструктивизме? Что его снимал настоящий англичанин, к тому же половину времени живущий в Канаде — это даже как бы дважды иностранец. Как указать русским людям, что плохо, когда памятники конструктивизма находятся в тяжелом состоянии? А очень просто: надо позвать немецкую исследовательницу госпожу Анке (у которой, правда, к сожалению, русская по мужу фамилия Заливако, но это ничего), и пусть она скажет. Видите, вот она красные фонари поставила над русскими памятниками, разве не стыдно? То-то! Сталинизм, конечно, мы бы раньше никогда не выставили, потому что разве можно уважать такое наследие, но последние веяния показали, что открытое общество его принимает. Это совсем другое дело, товар проверен самой "Европалией", и даже когда теперь смотришь архитекторов Иофана, Руднева, Душкина, то, честное слово, чувствуется в них какой-то зарубежный лоск.
Выставка такая вещь, что она иногда проявляет скрытые смыслы там, где и не ждешь. Как-то само собой получилось, что международная конференция "Сохранение наследия XX века" — это на самом деле форум по инвентаризации советской архитектуры на предмет того, что в ней интересно и созвучно иностранцам. В чем-то это напоминало выставку-продажу.
Я не в осуждение это говорю, это вполне естественный процесс. В России участь историка архитектуры, музейщика, бескомпромиссного охранника памятников (у компромиссного совсем другая, куда денежнее и завиднее) довольно специфична. Он никому не нужен, кроме иностранцев, которые его ценят и дают гранты. И как-то само собой получается, что на историю советской архитектуры устанавливается зарубежный взгляд. Вероятно, это способствует интеграции русской культуры в мировую, это вековая мечта позднесоветской интеллигенции, которой еще в 60-е годы шире и вольнее дышалось в эстонском совхозе, чем на Ленгорах. Но есть проблемы с точки зрения дела охраны. Дело в том, что охрана памятников — дело довольно дорогостоящее и расходы ложатся на национальную экономику. Нам это трудно понять, но немцы ценят наследие своего Баухауза вовсе не потому, что эта архитектура интересна русским или туркам, а по своим, немецким причинам. А если ценностная шкала наследия никак с национальной темой не связана, то возникает неприятный момент нехватки средств. В связи с этим есть предложение. Может, все это продать иностранцам? Мы им уже много продали иностранцам, недра там, промышленность разную, может, и наследие туда же? Для чего нам эта советская история? Мы тут все, за исключением группы чокнутых экспертов, не знаем, что в этом наследии хорошего. А они волнуются, фотографируют, лампочки красные расставляют — наверное, и деньги хорошие дадут, раз так хлопочут.