графика
В залах Национального художественного музея открылась юбилейная выставка патриарха украинской графики Андрея Чебыкина. Накануне своего 60-летия художник решил отчитаться перед публикой за работу во всех основных жанрах — от портретов ню до пейзажей и натюрмортов.
Случайного посетителя, успевшего перед входом в зал прочесть афишу, экспозиция наверняка приведет в недоумение. Вместо обещанной графики на стенах сотня рисунков, выполненных в самой разной технике — от карандашных набросков до акварели. Такова, видно, сила стереотипа, сыгравшая с устроителями злую шутку: если Андрей Чебыкин, значит, непременно графика. Ведь это именно он руководит мастерской графики в Национальной академии искусства и архитектуры (по совместительству юбиляр еще и ректор академии с без малого 20-летним стажем), он воспитал несколько поколений украинских рисовальщиков и иллюстраторов, он в далекие 1970-е прославился своими "Космическими офортами" и графическим циклом "Космос — земля".
По большому счету вкравшаяся в афишу ошибка отражает реальное положение вещей. Андрей Чебыкин действительно прежде всего график и только потом акварелист и живописец. В том смысле, что контур у него рождает цвет — потребовались годы добровольного отказа от палитры, почти монашеской аскезы графика, чтобы крымские бухты на акварелях последних лет засияли такой беспримесной, целомудренной чистотой.
О целомудрии самое время вспомнить в центральном зале, где собраны работы, о которых смело можно говорить как о главном деле Андрея Чебыкина. Из года в год, несколько десятилетий подряд художник пытается приблизиться к тайне обнаженного тела. Ощущение такое, что и графическую технику он бесконечно меняет и совершенствует в надежде хоть на полшага приблизиться к желанной разгадке. Его нагие красавицы щеголяют на выставке росчерками карандаша, пастели, угля, туши, их тела отпечатаны на металле и шелке, прикреплены к железной пластине иглой гравировальщика или бережно водружены на бумажное ложе чуть заметными прикосновениями мелка.
Обнаженная натура у Андрея Чебыкина одновременно агрессивна и гармонична — в любой героине его рисунков и офортов скрыты и Даная, и Медея. Тело, самое совершенное творение природы, для художника остается главным источником энергии, кладовой неисчислимого множества движений. Все эти невероятные конфигурации округлостей, припухлостей, изгибов, вся сумасшедшая пластика женского тела, как правило, переданы у автора слепым росчерком одной контурной линии. Там, где живописец кладет тени и подготавливает цветовые переходы, в распоряжении графика имеются лишь точки и штрихи — их аристократический по точности узор намечает складки и сгибы, из которых, как Афродита из пены, рождается божественная женская плоть.
Опыт, которым вознаграждается эта многолетняя погоня за одной полувоздушной линией, за правильной штриховкой тени под коленом какой-нибудь неусидчивой натурщицы, дорого стоит. Понятно, скажем, откуда такая пронзительная точность цвета в одной из последних акварелей, "Сирени", рядом с которой в зале буквально наэлектризован воздух. И откуда такая честность — в юбилейную экспозицию вместе с "Импровизацией" и "Ветром", уже ставшими классикой, маститый художник не побоялся включить и откровенно публицистические, пафосные работы 70-80-х годов, все эти трафаретные ликования по поводу освоения космоса и графические вариации на тему утраченной духовности. Тому, кто воспитан на уважении к линии, нет нужды напоминать об уважении к факту. И платье андерсеновского короля уж точно не к лицу художнику, знающему, какой нарядной умеет быть нагота.