фестиваль
В рамках фестиваля "Французская весна" на сцене Театра им. Ивана Франко показали спектакль "Макондо" театральной компании Premier Acte. В разыгранном тремя актрисами представлении столичные зрители с трудом распознали магические очертания селения, придуманного Габриелем Гарсиа Маркесом.
Путешествие в мир романа "Сто лет одиночества", задуманное французским режиссером Саркисом Чемлекджяном, оказалось зрелищем в высшей степени аскетичным. Поклонники писателя (разумеется, в зале в этот вечер преобладали именно они) после открытия занавеса с изумлением обнаружили почти пустую сцену. Быт полумифического Макондо собравшимся в зале предстояло по памяти воскресить самим — других декораций, кроме старой лодки, на сцене не оказалось. Зрители искушенные, кажется, готовы были милосерднее отнестись к такому минимализму: сам постановщик в пространном комментарии, приведенном в программке, рекомендовал сконцентрироваться "на игре и энергетике актера", уверяя, что пустое пространство является "идеальным вместилищем для воображения". Увы, спектакль безвестной французской труппы эту очевидную истину не подтвердил.
Главным просчетом режиссера стало наивное предположение, что поэзия маркесовских образов родится на сцене сама по себе — в результате пылкого произнесения дивных писательских слов. Потому-то, соединяя в композицию парадоксальные сюжеты знаменитого колумбийца "Невероятная и грустная история о простодушной Эрендиде и ее жестокосердной бабке" и "Самый красивый утопленник в мире", господин Чемлекджян принципиально отказался не только перелагать их на специфический театральный язык, но даже элементарно иллюстрировать. Он просто разделил этот текст между двумя героинями, слепо доверившись их артистизму и экспрессии. Даже если принять во внимание скверное воспроизведение титров, из-за чего текст для большей части публики так и остался непонятен, саму идею подобной эмоциональной декламации вряд ли стоит считать удачной. Обиднее всего, что декларируемое благоговение перед автором обернулось у режиссера абсолютным бесчувствием к смыслу его поэтики.
Две цыганки (так их представляет программка, но больше похожи они на индианок, а скорее даже на пару стандартных клоунесс, одна из которых меланхолично отвечает за философичность и скорбь рассказа, а вторая демонстрирует здоровый раж и оптимизм простолюдинки) по сюжету якобы держат в заточении прекрасную девушку Эрендиду. Половину, к счастью, непродолжительного спектакля она спит в уже упомянутой лодке, а когда наконец выбирается из нее — застывает в статичных и временами неестественных позах под раскаты океанских волн и завывание ветра. Те, кто читал повесть Габриеля Гарсиа Маркеса, возможно, вспомнят, что это хрупкое создание попало в настоящее сексуальное рабство к своей алчной хозяйке и чудом обрело свободу благодаря смерти старой карги. На сцене и от этой интриги не осталось ни клочка. Разбитные цыганки (главные роли в спектакле исполняют Дебора Лами и Катрин Виаль) знай себе бубнят монологи, девушка извивается, теребя подол алого платья. А так сказать поэзию воплощают два коротеньких эпизода, когда, размахивая дешевыми бутафорскими веерами, героини взбивают слабые вихри сначала якобы из лепестков цветов, а затем из птичьего пуха.
Обещанное театральное путешествие оказывается полнейшей сценической невнятицей. Впрочем, режиссер и об этом предупреждал, заметив, что "мы так и не узнаем, что на самом деле произошло в этой невероятной истории". Самым невероятным все же надо признать факт, что киевлянам ее показали. Ведь во Франции есть театральные мастера, управляющиеся со сценическим пространством, даже пустым, куда искуснее, чем господин Чемлекджян. И воображения превратить его в поэтический сад у них хватает.