Мы поехали на дачу, полагая, что там приятнее будет встречать первые солнечные дни и дольше можно будет гулять на улице, наслаждаясь запахом весны, терзая собаку бесконечными играми в мяч, запуская кораблики по ручейкам талой воды и все такое...
Мы жестоко ошибались. В минувшую зиму выпало слишком много снега. Теперь снег осел, стал совершенно черным, из-под него выкарабкались на поверхность мусор и собачьи экскременты. Когда мы с Варей выходили из дому гулять, ощущение было такое, будто гуляешь по бесконечной помойке. К тому же совершенно непонятно было, как одеть девочку. В валенках, например, гулять было нельзя, ибо воды по щиколотку, и валенки промокают. А в резиновых сапогах гулять было холодно, к тому же Варя за зиму подросла, и уже нельзя было обуть ее в резиновые сапоги с двумя шерстяными носками.
— А еще ты, папа, должен меня подстричь,— заявила Варя, надевая легкую шапку (тогда как всю зиму она гуляла, натягивая на голову пуховый капюшон комбинезона).
— Почему это я должен подстричь тебя именно сейчас? — забеспокоился я, ибо вот уже целый год всеми правдами и неправдами ухитряюсь уберечь от парикмахерских ножниц прекрасные и длинные, до плеч, рыжие Варины волосы.
— Потому что волосы, собранные в пучок, мешаются под шапкой,— жестоко констатировала девочка, проявляя совершеннейшее равнодушие к моему чувству прекрасного.
— Давай развяжем пучок и наденем шапку на распущенные волосы.
— Тогда волосы будут лезть в глаза.
Чтобы замять эту скользкую тему, я скорее потащил Варю на улицу, показал девочке торчавшую из-под снега зеленую траву, и мы танцевали, пока с Вари не свалился сапог и девочка не ступила в лужу. Кажется, она сбросила сапог и ступила в лужу нарочно.
Потом мы переоделись, вышли снова, проковыряли в снегу ручеек и принялись спускать потихоньку талую воду, превращавшую наш дом в остров.
— А на дне ручья тоже виднеется травка,— умилялась Варя.— Эта травка будет у нас водоросли, и дракон будет вылавливать водоросли, жарить и есть.
Немедленно появился пластмассовый дракон с пластмассовыми зубами. Варя елозила драконом по дну ручейка, так что каждый раз, когда дракон выныривал на поверхность, у него была полная пасть травы. Траву, собранную таким образом, Варя складывала на металлическую лопатку и приговаривала потихоньку, сейчас, дескать, мы станем водоросли на совке жарить.
— Чего ты стоишь, папа,— дочка вдруг оглянулась на меня и нашла меня слишком праздным.— Иди разводи огонь.
Я послушался. Наш уличный очаг в беседке совершенно отсырел и промерз за зиму. Дрова тоже были сырые, и на всем участке не нашлось ни одной сухой щепки на растопку. Подумав немного и понимая, что сбор урожая водорослей подходит у Вари к концу, я решился на крайние меры. Нацедил в гараже бензину, сложил в очаге дрова, облил бензином, поджег, опалив себе ресницы и брови... Но безрезультатно. Бензин прогорел, а дрова даже и не думали заниматься. Тут пришла Варя с полным совком травы.
— Что? Не зажигается? — девочка посмотрела на меня снисходительно.— Сейчас дракон тебе поможет.
Варя убежала в гараж, сжимая в красной от продолжительных игр с холодной водой руке красного дракона. Через минуту Варя и дракон торжественно вернулись. Они несли большой шприц.
— Набирай бензин в шприц,— скомандовала моя девочка безапелляционно.— Дракон сейчас будет огнедышать на дрова.
Я подумал, что вечером, когда старший мой сын Вася вернется с очередной своей химической олимпиады, я всерьез и очень строго поговорю с мальчиком, чтобы тот не подучивал младшую сестренку опасным играм с огнем и химическими реактивами.
— Это Вася тебя научил брызгать бензином из шприца? — спросил я.
Но Варя не сдала брата. Она сказала:
— Вася... Мой брат Васечка тут совершенно ни при чем. Это я сама выдумала брызгать из шприца бензином в огонь. И у меня прекрасно получается. Мы прошлый раз с Васей брызгали, и я даже совсем не обожглась.
— Варя,— я все еще пытался возражать против опасной игры.— А вдруг на этот раз ты будешь брызгать менее удачно? Вдруг капли бензина отлетят от дров и попадут на тебя, и ты обожжешься?
— Папа! — Варя говорила так строго, как говорят только начальники с подчиненными в момент увольнения.— Это не я буду брызгать, а дракон будет огнедышать. Так что если кто и обожжется, то только дракон. А меня тут вообще нет. Есть только дракон. И дракон не боится огня, потому что он родной брат саламандры, а саламандра вообще в огне живет, как рыба в воде.
— Кто рассказал тебе про саламандру?
— Мама.
— Мама тоже брызгала с тобой бензином в огонь?
— Нет, мама только разрешала мне кататься на большой лошади без тренера.
Надобно уточнить, что, поддерживая в целом Варино увлечение лошадьми, я считаю катание на большой лошади без тренера слишком опасным для пятилетней девочки. Каждый раз, отправляясь на конюшню, жена и дочь клятвенно обещают мне кататься только на пони и только с инструктором. Я понял, что дальнейшие расспросы бессмысленны и даже опасны для моего психического здоровья. Я безропотно набрал бензину в шприц. Варя отошла с бензиновым шприцем от очага подальше и стала весьма метко брызгать из шприца в огонь, всякий раз отчаянно радуясь вспышке. На всякий случай я стоял между очагом и Варей, готовясь, если паче чаяния бензиновые капли полетят в Варину сторону, принять огонь на себя.
Так, собственно, и случилось. Разыгравшись, девочка брызнула слишком сильно. Горящий бензин разбрызгался, и одну горящую каплю, летевшую более или менее в Варину сторону, я поймал рукой. Обжегся, решительно прекратил игру в огнедышащего дракона, и мы пошли обедать.
После обеда мы с Варей валялись на диване и смотрели мультик. Варя нюхала мою обожженную ладонь и шептала:
— У тебя рука как будто площадь в городе. Она пахнет горелым и пахнет дымом, как будто это площадь, где сжигали ведьм.
Я даже подпрыгнул с дивана.
— Варя! Какого черта! Кто еще рассказал тебе про ведьм?
Девочка была невозмутима. Она погладила меня по обожженной ладони, каковой ласки я мог бы ждать месяцами, если бы не ожег ладонь, и с улыбкой сказала:
— Папочка, ты что? Про ведьм рассказал мне ты.