Повелитель букв

Мультимедиа Арт Музей (МАММ) открыл свои двери после капитального ремонта, длившегося полтора года. В здании заменили инженерные системы, отремонтировали полы, фундамент, фасады, разобрали прогнившую крышу и возвели новую (на ней теперь планируют проводить мероприятия), а в подземном этаже заработал просторный музейный магазин. Во вновь открытом музее можно посмотреть сразу восемь выставок: они охватили российскую и зарубежную фотографию (как старую, так и новую), а также современное искусство. О самой долгожданной из них — «Живу дальше. Лаборатория художника» Эрика Булатова — рассказывает Игорь Гребельников.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Эрик Булатов — давно признанный классик. Признание на Западе пришло к нему в перестроечные годы как к представителю неофициального советского искусства — первые выставки, в Кунстхалле Базеля и в Центре Помпиду в Париже, прошли в 1988 году. Еще раньше, в 1977 году, репродукция его картины «Горизонт», с линией горизонта морского пейзажа, закрытой красной полоской орденской ленточки, была на афише основного проекта Венецианской биеннале, посвященного инакомыслию в искусстве Советского Союза и стран Восточной Европы.

Картины Булатова снискали успех у западных коллекционеров, а позже — еще больший успех у российских, что в конце концов открыло им дорогу и в отечественные музеи. Первая ретроспектива Булатова на родине состоялась в Третьяковской галерее в 2006 году, а к 80-летию художника в 2014 году большая выставка прошла в московском Манеже. Сейчас его картины висят в постоянной экспозиции «Искусство ХХ века» в Новой Третьяковке, а из тех, что находятся в частных собраниях, легко собрать эффектный дайджест творчества — как это было в ноябре прошлого года на выставке Булатова в Пакгаузах в Нижнем Новгороде, приуроченной к 90-летию (его художник отметил 5 ноября в Париже, где живет уже больше тридцати лет).

Еще в 70-е годы Булатову удалось найти свою тему и оставаться верным ей, несмотря на смену художественных «мод» и перемены в политическом климате: одно дело — перестройка, диковинная живопись из десятилетиями закрытой страны, другое — расцвет глобализации с ее чуть ли не прозрачными границами, и третье — день сегодняшний. Но его картины верны себе, они моментально опознаются: говорим «Булатов» — и сразу представляем пейзаж или облака, которые словно рассечены словами, уводящими взгляд в глубину холста. Либо они, написанные фронтально, наоборот, преграждают нам обзор, как на известном полотне «Слава КПСС» (1975), где слова советской мантры написаны красным поверх голубого неба: картина тогда смотрелась сущей крамолой, хотя художник всего-то надписью обозначил поверхность холста, а небом — его иллюзорную глубину.

В те годы для Булатова было принципиально важно выявить в одной картине сосуществование двух пространств: социального и, скажем так, извечного. Но одно дело насквозь фальшивая советская жизнь времен «развитого социализма», которая и сама себя разоблачала, а другое — новые времена, когда булатовская формула картины как места противоборства двух пространств вовсе не утратила актуальности, пусть даже в небо и «полетели» слова «свобода», «иду», «надежда», фразы из стихов его друга поэта Всеволода Некрасова «живу — вижу», «тучи растут», «как идут облака — как идут дела».

Выставка в МАММ, названная как раз по одной из таких картин — «Живу дальше», ставит амбициозную задачу показать классика с новой стороны — прежде всего как виртуозного рисовальщика: речь в основном об эскизах и подготовительных материалах к картинам. Что может показаться несколько странным, коль в картинах Булатова так много слов и фраз, а композиционно они устроены похожим образом. Впрочем, он из тех художников с классической живописной выучкой (Суриковский институт), кто вовсе не отбросил навыки, а применил их к тому, чтобы выяснить отношения с картиной.

Тут всего семь картин, но десятки самых разных рисунков — от натурных зарисовок до разного рода эскизов и подступов к темам: «лаборатория художника», как определила формат экспозиции куратор выставки Ольга Свиблова. Есть даже карандашная реплика его той самой знаменитой картины «Горизонт» (1972), нарисованная десятью годами позже. Рисунки сгруппированы рядом с картинами и из-за разницы в масштабе производят сильный эффект, в конце концов, художники нечасто готовы предъявить зрителю «муки творчества».

Все, что в картинах Булатова приняло законченную, идеальную для музейных стен и арт-рынка форму, здесь предстает живым процессом, чуть ли не алхимией.

Особенно когда фразы на зарисовках не просто маркируют перспективу или глубину пространства, а становятся чем-то вроде персонажей, живых существ, расправляющих свою неожиданную стать, чтобы приблизиться вплотную к сознанию зрителя. Некрасовская фраза «То-то и оно», написанная сначала черными буквами на белом фоне, улетает за условный горизонт и возвращается оттуда уже белой на кромешно-черном фоне. Между карандашным эскизом и написанием этой картины (они висят рядом) — два года, хотя иногда поиск композиции картины может затянуться и на больший срок.

За этим, оказывается, страшно интересно наблюдать. Захватывает парение фразы «Хотелось засветло, ну не успелось» над заснеженным видом из окна московской мастерской Булатова: один из вариантов, где «не успелось» словно разлеглось на подоконнике, кажется даже более удачным, чем окончательный вариант. Художнику, понятно, виднее: Булатов говорит, что карандашный рисунок и картина маслом строятся по-разному и важен как раз передний план.

На поиск того, как скомпоновать фразу «Тучи растут» на фоне грозового неба, судя по рисункам, ушло несколько лет: художник располагал их фронтально, диагонально, увеличивая размер и цвет букв, пока не остановился на варианте, где эта фраза читается из положения запрокинутой к небу головы, и это «-тут» оказывается прямо над глазами зрителя. Тут волей-неволей проникаешься головокружительным ракурсом — одним из тех приемов, которые, по мнению Свибловой, сближают булатовские кульбиты слов и изображений с практикой русских авангардистов. Конечно, у конструктивистов были куда более конкретные цели, чем у художника, годами примеряющего поэтические строки своего друга к бесконечности неба или пейзажа, но все же определенную революцию в зрении и сознании зрителя булатовские картины совершают. Через рисунки — а многие из них смотрятся вполне самостоятельными работами, даже более радикальными, чем картины, в силу обнаженности своих идей (что тоже сближает их с графикой авангардистов) — уроки этих магических превращений слов в изображения, реальности в поэзию, чувства в красоту (натурные зарисовки Булатова — пейзажи, цветы, портреты жены — отдельное удовольствие для любителей классического рисунка) в выставочной «лаборатории» усваиваются легко. И уж наверняка зритель может ощутить себя с мастером на одной волне перед его работами самых последних лет. Это фраза «Все не так страшно» (2022), написанная на разные, в том числе и пугающие своей агрессивной графикой, лады, и рисунок «Хватит!» (2023), который смотрится оммажем супрематизму: на фоне черного квадрата парят две фигуры — белое слово и алый восклицательный знак.