— Я не пойду в детский сад.
— Почему? — спрашиваю я.
— Потому что дети в детском саду говорят глупости.
— Ваня, ну какие глупости могут говорить дети?
— Вера говорит большие глупости,— смотрит на меня Ваня исподлобья.
— Ну какие, какие? — подбадриваю я его.
Он по-прежнему смотрит на меня испытующе, словно хочет понять: неужели я и правда хочу услышать такое?
— Ну давай, скажи,— я готов идти до конца.
— Какашка! — говорит он и зажмуривается.
Через мгновение он открывает глаза, и я вижу, что этот парень абсолютно счастлив. Он сказал это. Вот он и сказал это.
— А кто какашка? — спрашиваю я.
Ваня думает. Я, конечно, сам подставился. И думает он только о том, стоит или не стоит использовать предоставившуюся ему возможность.
— Ты, папа,— он думает недолго.
После этого я решаю быть тем, чем меня назвала эта странная девочка Вера, и говорю ему, чтобы он одевался быстрее сам, а я ему помогать не буду, потому что я обиделся, так как он сказал глупость.
— Папа, я же не иду сегодня в детский сад,— искренне удивляется Ваня.
— Да что такого случилось?
— А у меня сегодня третий выходной.
Так я вспоминаю, что сегодня понедельник.
— А у меня-то нет,— отвечаю я.— Я уезжаю на работу. — Ничего,— говорит он,— я посижу с мамой.
— Я тоже уезжаю,— говорит его мама.— Я учусь.
— А ты на кого? — спрашивает он.
— Как на кого? На психолога.
— Мама, ну что ты все учишься и учишься на этого психолога? — спрашивает Маша.— Я сколько себя помню, ты все учишься на этого психолога.
— Не только ты, Маша,— говорю я, не в силах удержаться.— Сколько я помню твою маму, она тоже все учится и учится на психолога.
— Мама, а когда ты будешь психологом?
Мне самому интересно услышать ответ, но поздно, время для конструктивного диалога с оппозицией уже безнадежно упущено.
— Мама,— спрашивает Ваня,— что ты там делаешь?
— Сижу, пишу. Разговариваю.
— А рисуешь?
— Иногда.
— А ты там раскраски раскрашиваешь?
— Да, Ваня, это называется тест Люшера. Там, в общем, восемь цветов, надо рассказать, какой цвет у тебя с чем ассоциируется.
— Что, мам? — переспрашивает Ваня.— Что он делает?
— А, ассоциируется. Ну, о чем ты думаешь, когда смотришь на черный цвет, например? Вот ты, Ваня, о чем думаешь, когда смотришь на черный цвет?
— О какашке,— признается Ваня и даже на этот раз не зажмуривается.
— Фу, Ваня! Вот папа о чем думает, давайте спросим. Наверняка о чем-то другом.
Тут Алена, конечно, немного рискует. Я ведь могу сказать, например, что о том же самом. Но это утро и так выдалось довольно напряженным.
— Черный цвет,— говорю я,— это очень хороший цвет. Это цвет стабильности, богатства, уверенности в завтрашнем дне. Черный — это цвет нефти.
— Все не так,— говорит Алена.— Черный — второстепенный цвет, цвет нездоровой агрессии. Человек, которому нравится черный цвет,— почти больной. Он нуждается в помощи.
— Папа, мы поможем тебе! — кричит Маша.— Ваня, мы не идем в детский сад! Мы сегодня будем помогать папе!
— Ура! — кричит Ваня.— Папа, мы спасем тебя!
— Пойдете,— говорю я.— Я буду болеть в одиночестве. У людей, которым нравится черный цвет, развивается страсть к одиночеству.
— Конечно,— подтверждает Алена.— Типично суицидальное состояние. Может, тебе и правда какая-то помощь нужна?
— Ну, значит, так,— говорю я.— Вот я сейчас пойду в детский сад и там, пока буду вас раздевать, начну бороться с суицидальным состоянием. Это очень хороший, проверенный способ. А кто не хочет со мной идти, тот остается дома один.
— Вообще-то я могу остаться дома и один,— неуверенно говорит Ваня.
— Почему один? — спрашивает Маша.— У тебя страсть к одиночеству? Я ведь тоже не пойду в детский сад.
— Господи, а ты-то почему не пойдешь?!
— Там взрослые тоже глупости говорят,— вздыхает Маша.
— Какие, например?
— Вера Владимировна говорит, что надо есть капусту, чтобы у меня грудь большая выросла.
— Это правда?
— Конечно. Я поэтому не хочу есть капусту. А она говорит, что Вероника Петровна не ела в детстве капусту, вот и нее и нет никакой груди. А Вероника Петровна у меня в голове аскариды находит.
— Что?!
— Аскариды,— повторяет Маша.— Ну, мы с Катей зашли в туалет и начали причесываться мокрой расческой. А тут заходит Вероника Петровна и говорит: "Девочки, как вы можете причесываться мокрой расческой? Ведь от этого у вас в голове заводятся аскариды!"
— А ты спросила у нее, кто это такие? — потрясенно спрашиваю я.
— Конечно! — говорит Маша.— Настоящие такие жуки. Целая стая!
— И ты поверила?
— Я не поверила,— нехотя рассказывает Маша.— Но тогда она нашла у меня в волосах двух аскарид! Они сидели у меня на голове и молчали!
— Погоди. Ты их видела?
— Нет, Вероника Петровна раздавила их. Даже запаха не осталось.
— Не было, Маша, никаких аскарид,— бормочу я.— А Веронике Петровне скажи, что я приду и, скорее всего, найду у нее тоже пару аскарид.
— Были,— убежденно говорит Маша.— Я сама слышала, как они лопались, когда она их давила. А ты правда найдешь у нее тоже аскарид?
— Правда. Я уверен, что эти аскариды летают.
Я ловлю себя на том, что тема аскарид полностью поглотила мое требующее свежей пищи (или крови?) воображение.
— Давай сегодня ты найдешь! — просит Маша.— Прямо сейчас. Ну па-а-па-а!
— То есть вы идете со мной в детский сад?
— Конечно, идем!