Иногда они будут братьями

В субботу на выставке non-fiction в Гостином Дворе была представлена книга фантастических рассказов «Мир без Стругацких». Алексей Сальников, Эдуард Веркин, Сергей Кузнецов, Владимир Березин и другие авторы сборника, составленного Василием Владимирским, попытались изобразить мир, в котором Аркадий и Борис Стругацкие не стали писателями и их миссию главных советских фантастов пришлось выполнять другим.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Взявшиеся перечислять значительных советских писателей 1960–1990-х обязательно упомянут Фазиля Искандера, Василия Шукшина, Андрея Битова, Василия Аксенова. Кто-то вспомнит Михаила Анчарова, кто-то — Варлама Шаламова. Найдутся поклонники Виктора Конецкого и Владимира Орлова. И среди всех этих людей, скорее всего, не будет никого, кто не читал бы Аркадия и Бориса Стругацких. Но многие ли назовут их рядом с Шукшиным и Шаламовым? Дело тут не в пренебрежении — попробуй пренебреги литераторами, экранизировавшимися Германом и Тарковским. Дело в странном положении фантастики как жанра — с одной стороны, пища интеллектуалов, с другой — массовая литература. То ли нагибаться, то ли подпрыгивать, в обычном положении тела видна плохо.

Составитель сборника «Мир без Стругацких» Василий Владимирский, один из основателей премии «Новые горизонты», решил заполнить этот пробел. Техзадание, полученное авторами сборника, звучало примерно так: Стругацких не было, но современная отечественная научная фантастика возникла. Кто из советских писателей-нефантастов смог бы выступить в роли ее основателей? Придумайте и напишите за этого автора фантастический текст.

Такое задание, при всей его определенности, оставляло авторам выбор между честной стилизацией и попыткой сочинить «стругацкую» фантастику, отодвинув на второй план как себя, так и условных Шукшина с Искандером. По второму пути большинство из них не пошло. Отчасти, вероятно, потому, что задача «сделать под Стругацких» уже ставилась в стартовавшем около 30 лет назад проекте «Время учеников»,— было издано пять антологий, последний сборник серии вышел в 2015 году, там, кстати, приняли участие двое из авторов «Мира без Стругацких», Ника Батхен и Елена Клещенко. Ну и конечно, потому, что столкнуть со «стругацкими» темами писателя, никогда и близко этих тем не касавшегося, было ново, забавно и создавало вызов, на который интересно ответить.

Что получилось в итоге? Из дюжины рассказов сборника десять представляют собой более или менее удачные стилизации, где фигуры «боллитры» (так фантасты между собой называют «нормальную» литературу) первичны, а фантастика вторична. Скажем, у той же Ники Батхен получился вполне узнаваемый Шаламов, а то, что урановые рудники находятся не на Земле, а собственно на Уране — трудно сказать, фантастика это уже или просто условность. Виктор Конецкий в интерпретации Ины Голдин, травя космические байки вместо морских, тоже остался верен себе, и никакие центавриане с сириусянами на борту ему помехой не стали.

А вот Николаю Караеву, взявшемуся «остругачить» Василия Аксенова, помехой оказался яркий и напористый стиль имитируемого автора, сперва вдохновивший имитатора на семистраничное альтернативное жизнеописание, а потом — заманивший его в лексические дебри. Что до псевдобиографии Аксенова-фантаста, то что-то в этом духе делали для своих подопечных и другие авторы сборника, просто у Караева этот перевертыш получился каким-то особенно многословным и серьезным, если не сказать тотальным. «Оказывается, пока взрослые зачитывались семейными хрониками Желязны... пока хиппи смаковали свободу "Властелинов дороги" Толкина...— в то же время подростки, вооружившись фонариком, жадно листали под одеялом невзрачные томики в мягких безвкусных обложках: космооперы Хемингуэя, альтернативки Набокова, включая скандальную "Лолиту, королеву воинов"... многотомный и страшный "Колдун Архипелага" Солженицына... а в СССР — повести о волшебной Москве Трифонова, исторические фантазии Пикуля, "Нового Жюль Верна" Бродского… и, само собой, причем по обе стороны занавеса, книжки Василия Аксенова».

После такого многообещающего предисловия ожидаешь прочитать что-то в духе раннего Аксенова, простое и бодрое. Но нет — космоопера не заставила себя ждать, а вот стиль буквально ушел в штопор: «...настала ожиданная минута, когда космобриг Ее Величества "Петровский" дюжим ржаво-рыжим столпом вонзился в лоно марсиянской атмосферы, встречаемый игривыми йонами и прохладительным солнечным ветерком. От эдаких ласок местный аэр воссиял попервоначалу медным пятаком, затем грушенькой Невтона, а в финале даже одуревшим адамантом...» Нет, по-своему неплохо, только непонятно, с какого перепугу такой густой текст подростки стали бы читать под одеялом с фонариками.

Наиболее, пожалуй, свободно на стилизационном пути себя чувствовала Ася Михеева. Тут, конечно, надо сказать спасибо и вдохновившему ее Михаилу Анчарову с его тяготением к ясности, сдержанности, коротким фразам (в общем, всему тому, чего не хватило караевскому рассказу), но вряд ли только его заслуга в том, что «Монтанай-69» получился одной из лучших вещей сборника — смешным и добрым. И к тому же, описывая Крым с его переплетением племен, к которым добавились еще разумные пчелы размером с два человека каждая, Ася Михеева прекрасно обошлась без аллюзий на нынешние проблемы. Главное, персонажи договорились, а с правительствами, даже инопланетными, как-нибудь разобраться получится.

Что же до попыток под прикрытием знакового советского автора написать просто старую добрую фантастику, то их на весь сборник оказалось две. Но очень разных. Эдуард Веркин, единственный из двенадцати, выбрал себе в соавторы фантаста: он переписал «День гнева» Севера Гансовского, одновременно продолжая свой цикл «Поток Юнга» — историю долгого и мучительного пути обитателей Земли к технологии сверхдальних перелетов. Вышло не менее страшно, чем у Гансовского, и вполне в русле «стругацкой» проблематики: братьев, как известно, крайне волновал вопрос цены, которую человечество и отдельные люди должны будут заплатить за научный прогресс.

Сергей Кузнецов поступил еще оригинальнее, заставив писать фантастику не прозаика, а драматурга и барда. Получилось довольно объемное («Право на отдых» — самая крупная вещь сборника) признание в любви Александру Галичу. Но этому признанию не хватило того же, чего обычно не хватает неопытному режиссеру, берущемуся за экранизацию любимой книги,— дерзости встать даже не рядом, а чуть выше и превратить исходный материал в свое произведение. Как мы помним по экранизациям самих Стругацких, в истории остаются только те попытки, в которых это условие соблюдается. Но Сергей Кузнецов предпочел пересказывать.

Причем не сценарии и пьесы, а самое известное — песни. Основой сюжета стала «Королева материка», а внутри текста в виде то снов, то видений, то вставных новелл напиханы и «Ночной дозор», и «Баллада о прибавочной стоимости», и «Как надо пить на троих», и «Еще о чёрте» — только нехваткой времени и места в сборнике можно объяснить тот факт, что песня про Белые столбы, одноименная заглавию кузнецовского сочинения, осталась за кадром.

Итог, к сожалению, оказался предсказуем: языком прозы пересказывать анекдоты, в строчку они или в столбик — уже быть на грани провала, пересказ же длинных и печальных баллад требует как минимум не меньше такта. У Кузнецова же шесть коротких строк из «Королевы материка» про то, что начальники не бывают умными, превращаются в четырнадцать полновесных, насыщенных эпитетами и прочими красотами стиля.

В общем, сборник помогает яснее понять две вещи: у нас в прошлом веке была очень неплохая литература и приятно порой что-то оттуда перечитать. Ну а что мир без Стругацких — даже не фантастика, а просто абсурд, мы и раньше догадывались.

Михаил Пророков