Олимпийский сезон сложился для одного из самых известных российских биатлонистов — СЕРГЕЯ РОЖКОВА — крайне неудачно. Однако после победы в гонке преследования на Гран-при Международного союза биатлонистов, в рамках которого в Ханты-Мансийске проходит также и чемпионат России, 34-летний спортсмен заявил корреспонденту Ъ ВАЛЕРИИ Ъ-МИРОНОВОЙ, что намерен продлить свою карьеру еще минимум на два года.
— Во время Олимпиады, которую вы, по существу, просидели на скамейке запасных и стартовали лишь в заключительном масс-старте, ваш друг Сергей Чепиков сказал, будто бы причиной вашей неготовности стали неправильные методы лечения гормонального заболевания?
— Действительно, осенью у меня начали болеть гланды, а меня принялись лечить гормональными препаратами, но, как выяснилось впоследствии, совершенно не правильно. Проблема обострилась в декабре на первых стартах, где я, естественно, стал увеличивать физические нагрузки. Когда же в январе инфекция уложила в постель едва ли не всю сборную, справиться с болезнями было уже совсем тяжело.
— Вас лечили доктора команды?
— Да. Но для постановки диагноза меня поначалу направили в Институт эндокринологии, где мне сделали анализы. Но так как наши эндокринологи спортсменами не занимаются в принципе, то и стали меня лечить как обычного человека. Все дело в том, что некоторые гормональные препараты, которые применяют в таких случаях, изменяют метаболизм клетки. И для спортсмена не в лучшую сторону. Препарат, который давали мне, метаболизм, другими словами, распад жиров, белков и углеводов, ускорял. А так как я находился вдобавок под максимальными физическими нагрузками, то процесс метаболизма ускорялся вдвойне и, мягко говоря, не лучшим образом влиял на работоспособность мышц. Но так или иначе, к Олимпиаде я подошел в более, скажем так, приличном состоянии, чем в декабре, но все-таки недостаточно готовым. Возможно, если бы я готовился к ней не в горах вместе со всеми, а на равнине, процесс моего восстановления пошел бы быстрее. Ведь на высоте все внутренние процессы в организме протекают медленнее.
— Как вы переживали, когда вас все не ставили и не ставили в стартовые составы в Турине?
— Жутко переживал. Врагу не пожелаю вот так сидеть целый месяц и каждый день ждать — поставят или не поставят? А ведь перед самой первой гонкой на 20 километров у нас прошел контрольный старт, в котором я занял четвертое место, и вроде бы имел полное право ее бежать. Вот тогда по результату, который бы я в ней показал, можно было бы сделать правильный вывод о том, что из себя представлял Рожков на тот момент. Но когда тебя не ставят на "двадцатку", а потом говорят, дескать, подожди, может быть, мы тебя поставим на спринт, а затем в эстафету и так далее, что можно ждать после такой дерготни от человека? Так что свое 20-е место в последней олимпийской гонке — масс-старте, учитывая все обстоятельства, считаю весьма достойным. Хотя был момент, когда у меня была мысль уехать с Олимпиады...
— Что это был за момент?
— Я надломился после мужского пасьюта. Довольно долго размышлял, уехать — не уехать, а потом все-таки решил, что этого не стоит делать. "Если ты столько лет занимаешься спортом,— сказал я себе,— и у тебя появляется возможность даже просто быть на Олимпиаде и показать всем, что ты психологически не сломлен и готов бежать в любую минуту, это дорогого стоит". Таким образом, от меня в создавшихся обстоятельствах требовалось лишь одно — просто выстоять и доказать себе и тренерам, что Рожков "жив".
— После этого ваша внутренняя самооценка, естественно, повысилась?
— По-моему, лучшее тому доказательство — концовка сезона. Неделю назад на финальном этапе Кубка мира в Холменколлене я стал третьим в масс-старте, а теперь вот выиграл пасьют в Ханты-Мансийске. Значит, еще что-то могу. Уверен, что сломайся я в Турине, таких результатов потом бы не показал.
— Перед Олимпиадой вы довольно категорично заявляли, что вопрос о продолжении спортивной карьеры ставите в прямую зависимость от показанных на ней результатов. Результатов, простите, не было никаких.
— Но тем не менее в спорте я все-равно останусь. На это рабочее настроение повлияли как раз те самые результаты, которые я показал в конце сезона. Думаю, на следующий год, а может, и еще через год буду биться и завоевывать высокие места. Уж больно хочется доказать, в первую очередь самому себе, что то, что произошло со мной до и во время Олимпиады, не более чем досадная случайность. Надо же было так хорошо себя чувствовать летом и осенью, а потом заболеть и провалить всю предолимпийскую подготовку. Не знаю, что это было. Может, виновато вмешательство свыше? А может, нашему тренерско-преподавательскому составу надо было мне сказать: мол, Серега, а не отдохнуть ли тебе перед Олимпиадой месяцок? Однако из-за того, что контакта с нашими тренерами у меня нет, все приходится решать самому.
— Кто же виноват в отсутствии между вами контакта?
— Я считаю, что больше виноват тренерско-преподавательский состав. Тренер сборной должен быть хорошим психологом и обладать в отношении спортсменов своего рода даром предвидения. Да, я спортсмен, который тренируется по своему плану. Но можно же было подойти, поговорить со мной, предложить какие-то свои варианты выхода из той трудной ситуации, в которой я оказался. Абстрагироваться от человека, который временно перестал показывать высокие результаты, я считаю неправильным.