«Мне в принципе достаточно просто сфотографировать»
Фото: © Alexander Gronsky
Фото: © Alexander Gronsky
- О фотографии как вопросе
Наверное, серийность и проекты с какими-то рамками и какими-то ограничениями внутри них связаны с моим отношением к фотографии как к вопросу. У меня возникает вопрос, и фотография — это не ответ на вопрос, это как раз и есть сам вопрос. То есть то, что я делаю,— это не объяснение чего-то, это постановка вопроса. Мой друг-коллекционер настойчиво попросил меня написать какой-то artist statement к моей фотографии. У меня с этим проблемы: стейтментов практически нет. Я хотел отшутиться и сказал ему, что у меня фотографии делятся на три цикла: «что это такое?», «что это, *****, такое?» и «это что еще, *****, такое?». На самом деле точнее я уже не могу сказать. Но, действительно, все серии — это просто разная степень вопрошания, с разной интонацией. Мне всегда нравилось выложить фотку в инстаграм (Instagram принадлежит Meta, которая признана в РФ экстремистской и запрещена) и смотреть, как по-разному люди это называют: я как будто задаю вопрос, как в какой-то игре, а люди отвечают — такая форма коммуникации со зрителем. - О кинематографичности глаза
Должен признаться, что выяснять что-то про Брейгеля я начал после того, как меня с ним стали сравнивать. Наша реальность уже в некотором смысле артикулирована способом смотрения на пейзаж через какие-то универсальные живописные каноны и традиции, но подключиться к этому брейгелевскому изображению можно через фильмы Тарковского и другое кино. Мы всегда обращаемся к пейзажу как жанру, имея какой-то багаж — способы смотрения, линзы, оптику. Я свое визуальное образование получил через кино, а не через музеи и живопись. У меня было очень сильное увлечение Тарковским, а Тарковский, конечно же, был именно музейно насмотренный человек. Я «Сталкер», наверное, по кадрам помню. В «Сталкере» есть удивительный для меня момент, когда они на дрезине приезжают в Зону, дрезина останавливается, и сам Сталкер говорит: вот, собственно, это оно и есть — а там какие-то шпалы валяются, столб перекошенный, в глубине дымка и вроде бы кусты. Но момент, когда он просто берет и очерчивает рамку, что вот это оно и есть, это и есть та самая невероятно ценная картина, место запредельной ценности, а два его спутника, два зрителя, совершенно не понимают, что это такое, и им кажется, что это какая-то профанация,— этот жест Сталкера для меня и описывает, наверное, жест фотографа. Что вот здесь оно и есть. - О нематериальности фотографии
У меня нематериальный паттерн в отношении фотографии. Мне нравится снимать, но для меня все как будто заканчивается на этапе сайта и соцсетей — показать какие-то картинки в электронном виде. А вот материализация фотографии, печать, выставка — это так мучительно, мне сложно себя заставлять, и я всегда очень недоволен, какой-то кошмар просто. Преодоление нематериальности фотографии меня фрустрирует: это интересно коллекционеру, это нужно галерее или музею, а мне в общем-то уже не обязательно. Мне в принципе достаточно просто сфотографировать, а фотография на экране — это подтверждение того, что это есть. И тем, кто следит за фотографией, достаточно картинки в интернете. Если брать последний проект о Москве, то для того, что я последние два года снимаю, инстаграм стал очень важной, живой, естественной частью: это в меньшей степени про какое-то художественное высказывание, а больше про присутствие, свидетельствование, ухватывание стремительных перемен. Это уже происходит не в традиционном для меня режиме долгого хождения, выцеживания картинок, раскладывания, обработки, чтобы получился какой-то артикулированный продукт, высказывание. Здесь я просто каждый вечер выкладываю что-то, что за день снял, в режиме СМИ имени самого себя. - О фотоархиве
Пересматривая свой архив, я обычно подтверждаю свой выбор: в интернет были выложены те же самые фотографии, какие я бы выбрал и сейчас, ну, может быть, добавилось бы процентов 15–20 новых, которые, мне кажется, лучше. Но я готов принимать то, что со временем изменится взгляд. И, соответственно, архив для меня — это нечто подвижное: сколько бы я к нему ни обращался, там будет всплывать то, что не просто случайно было отброшено, а то, у чего не было в тот момент контекста. И это меня очень захватывает в фотографии: я как бы не знаю, что я собираю, возможно, в будущем это будет иметь другое значение, возможно, у меня сейчас в принципе не может быть понимания, что я увидел, что это на самом деле значит. Большая часть азарта фотографирования для меня — в том, что я точно не знаю, что здесь есть, но я знаю, что здесь что-то происходит, и ощущение, что вот здесь что-то происходит,— важная часть импульса сфотографировать. Может быть, я сейчас чего-то не вижу, но когда-нибудь этот смысл станет важным. Это новая для меня роль: не коллекционера, а архивариуса, который должен все собрать, потому что какая-то маленькая деталька будет принципиально важной в будущем для чего-то пока неизвестного. Это новая идея выстраивания своей работы через образ архива.