"Ромео и Джульетту" привез на "Золотую маску" Красноярский театр оперы и балета, возглавляемый Сергеем Бобровым. Хореограф Бобров, экс-солист Большого, знающий наизусть обе московские постановки "Ромео" — знаменитый драмбалет Леонида Лавровского 40-х годов и версию Юрия Григоровича, поставленную в 70-е,— приложил все силы, чтобы очистить неумолимую память от груза наследия. Следы этой борьбы с собой отчетливо видны в его балете.
Битва начинается с декораций: художник Дмитрий Чербаджи отдал щедрую дань балетным 70-м, выстроив на заднике сцены средневековый замок-палаццо из тяжелых глыб камней, будто взятых напрокат у "Спартака". В костюмах персонажей смешались все стили — такие колеты и рубашки Ромео носил еще в 40-е годы, Джульетта укоротила свои платьица по моде 60-х, а воинственный "народ" — детище китчевых 90-х, стоит только взглянуть на остроконечные металлические бюстгальтеры горожанок. В хореографии эклектики не меньше — в духе драмбалета здесь рубятся на всамделишных стальных мечах, объясняются жестами и обращаются лицом в зал, когда надо нарисовать на лице потаенные чувства.
Коварные подножки подставляет хореографу и его склонность к опредмечиванию метафор: весь спектакль Ромео и Джульетта "пьют из источника страсти", черпая любовь пригоршнями прямо из-под ног, а умирая, встряхивают кистями рук и следят, как "вытекает по каплям жизнь". Метод визуализации метафор не исключает и удач: отлично придуман бал у Капулетти, когда гордые дамы во главе с хозяйкой вдруг покидают панцири своих платьев, превращаясь в нагих менад, испещренных красными нитями кровеносной системы.