Несчастливые дни

В прокат выходят «Гении» Джеймса Марша, режиссера, специализирующегося на байопиках (в его фильмографии «Вселенная Стивена Хокинга» и док «Человек на проволоке» о канатоходце Филиппе Пети). Прокатчики рекламируют новый фильм как рассказ о парижском знакомстве двух классиков ирландской литературы. Однако это лишь один из эпизодов мрачной, но не наполненной особым смыслом попытки отрефлексировать судьбу Сэмюэла Беккета.

Текст: Василий Степанов

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

1969 год, Стокгольм, Нобелевский комитет объявляет лауреата премии по литературе: Сэмюэл Беккет. Сидящий в зале сухощавый мужчина за шестьдесят вздрагивает, шепчет: «Катастрофа!» — и, с трудом поднявшись на сцену, устраивает тот самый театр абсурда, за который его награждают. Вырвав из рук организаторов чек с призовыми деньгами, Беккет лезет по лестнице куда-то под потолок, сбивает софит и оказывается в весьма условной мегалитической пещере где-то за кулисами. Это внутренний мир, где писатель может потолковать с самим собой, таким же сухощавым, разве что чуть более комфортно одетым Гейбриелом Бирном, который исполняет в фильме роль великого ирландского автора. Кому обязан Сэмюэл Беккет своим признанием — вот главный вопрос, который стоит перед героем.

Эффектная сюрреалистическая рамка, надо полагать, потребовалась, чтобы даже далекому от Беккета зрителю кинематографически ярко продемонстрировать, с кем именно придется иметь дело следующие два часа. Но едва ли она помогает проникнуться буквой и духом беккетовского письма. Да, визуально фильм чем-то напоминает лапидарный слог автора, но все же, глядя на невротичного, жалкого, так похожего на всех киношных писателей очкарика, беседующего со своим вымышленным «я», вспомнишь скорее не о великих «Уотте» или «Моллое», а о сериале «Пациенты», где четыре сезона кряду другой герой Гейбриела Бирна разбирался с психологическими проблемами своих выдуманных пациентов (ну и со своими собственными, конечно, тоже).

Зрителю в «Гениях» предстоит несколько — фильм поделен на главки — сеансов сомнительной, галопирующей психотерапии для умершего 35 лет назад гения. Сначала, конечно, детские травмы: мама сурово отчитывает Сэма под репродукцией благочестивого шедевра Милле «Анжелюс», а папа предательски умирает, показав, как страшно стремится к земле лишенный ветра воздушный змей. Далее — не менее травматическое становление: автор, которого в юности изображает Фионн О’Ши (субтильный студент мало похож на спортсмена, которым был молодой Беккет), переезжает в Париж, где встречает в кафе токсичного и всегда подшофе Джеймса Джойса (его играет вальяжный, словно из какого-то другого фильма, Эйдан Гиллен) и подвизается его литературным секретарем. С семьей Джойса связаны сексуальные травмы (своего рода комический эпизод): автор «Улисса» пытается женить ученика на своей дочери Лючии, но Беккет вовремя сдает назад (к слову, шизофрения, диагностированная самим Юнгом, не помешает Лючии прожить до 1980-х). Со временем психические раны сменяются физическими: удар ножом от сутенера в 1938-м наглядно объяснит писателю природу абсурда, а нацистская оккупация научит сопротивляться смерти без всякой надежды ее избежать.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Предыдущая фотография

Следующая фотография

1 / 4

Фото: Экспонента

Фото: Экспонента

Фото: Экспонента

Фото: Экспонента

Утешения не будет: все — тлен, а разгадка одна — безблагодатность. «Нельзя ли мне здесь как-нибудь задержаться?» — спрашивал главный герой поставленных по Беккету Балабановым «Счастливых дней». Герою «Гениев» тоже бежать особо некуда. Семейная жизнь с миленькой теннисисткой Сюзанн — своего рода экранизация того же «Анжелюса» Милле: скрывшиеся в Руссийоне от гестапо подпольщики живут скорбной крестьянской рутиной, собирая в полях картошку. Годы превратят Сюзанн из влюбленной девушки в раздраженную попутчицу депрессивного гения (Сандрин Боннер). Тут режиссер нащупает какой-то драматизм, довольно вульгарная интерпретация причудливых тягот семейной жизни позволит Джеймсу Маршу процитировать в финале «Любовь» Михаэля Ханеке. Смотреть на сцены с голубем, пожалуй, неловко, но не так неловко, как на полевые работы в вишистской Франции: с сельским хозяйством совсем беда, в банальной процедуре выкапывания картофеля режиссер, кажется, не участвовал никогда. Многое упущено (жаль, что нет эпизода с письмом Эйзенштейну и просьбой о зачислении во ВГИК), но еще печальнее, что перечисленные реальные и вымышленные эпизоды биографии никак не складываются в хоть сколько-нибудь целостную картину, которая могла бы объяснить природу дарования Беккета или феномен его письма. Фильм проходит в ожидании героя. Еще хуже, что это категорически не смешно, юмор — отмычка, подобранная писателем к абсурдному и скорбному миру,— Маршем отброшен за ненадобностью. У него все простодушно нараспашку.

Можно было бы, наверно, утешиться тем, что сама по себе демонстрация бессмысленности слов и поступков — весьма беккетовский подход к описанию жизни, если бы временами главные герои — Сэм и его жена — не являли дьявольскую практичность. Например, когда думают о наследстве или рассуждают о том, как выгодно писать по-французски, затем получая от издателей двойной гонорар: сначала за рукопись, а после — за авторский перевод на английский. Что ж, практичность может проявить и потенциальный зритель «Гениев». Например, вместо длинного нового фильма посмотреть короткометражный режиссерский дебют самого Беккета с Бастером Китоном в главной роли. Он называется просто «Фильм», хотя название «Гении» тут было бы куда уместнее.

В прокате с 4 апреля

Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram