Смысловая завеса

Балеты «Сажень» и «Триггер» на фестивале DanceInversion

Афиша Башкирского театра оперы и балета стараниями международного фестиваля современного танца DanceInversion пополнилась двумя мировыми премьерами: молодые российские авторы представили собственные вариации на тему «Снегурочки» — одноактные балеты «Сажень» и «Триггер». Рассказывает Татьяна Кузнецова.

DanceInversion, старейший и почтеннейший из отечественных фестивалей современного танца, ныне по понятным причинам сменил ориентацию с международной на внутрироссийскую. 25 лет назад эту танцевальную биеннале придумали тогдашний директор Музтеатра Станиславского Владимир Урин и Ирина Черномурова. За прошедшие годы они представили России едва ли не всех значимых хореографов мира, попутно устраивая мастер-классы и лекции для особо пытливых российских постановщиков и артистов. В мирном, но ковидном 2021-м DanceInversion (тогда находившийся под крылом Большого театра) устроил основательную лабораторию по современному танцу «Тело в главной роли» с привлечением лучших лекторов, хореографов и практиков. Тогда-то и родился проект постановки нескольких спектаклей на тему «Снегурочки» Островского. Выбрав «национальный миф, в котором закодированы все этические и нравственные ценности русского народа», куратор-драматург Маргарита Мойжес провела конкурс среди соискателей. Каждый из победителей — пять женщин и один мужчина — получил право на постановку одноактного балета в Красноярске, Уфе, Калуге и Петрозаводске. Ко всем сочинениям были заказаны музыка, сценография и костюмы. Сильной башкирской труппе, вероятно, достались лучшие: магистр Академии Вагановой Мария Ряполова и Павел Рябов, окончившие курс балетмейстера Николая Боярчикова, в прошлом веке имевшего репутацию интеллектуала и оппонента советского застойного официоза.

Их балеты «Сажень» и «Триггер» выглядели по-разному, однако подход к теме у обоих авторов оказался схожим: в главной роли выступило вовсе не тело (в пластическом плане молодые балетмейстеры соорудили безнадежно старомодную хореографию), а, по старинке, содержание. Точнее говоря, хоть и трансформированный, но вполне узнаваемый сюжет сказки Островского, разработанный в разных жанрах. У Марии Ряполовой, натуры тонкой, толкующей слово «сажень» как «меру измерения глубины человеческой души», получилась обремененная метафорами поэма, которую куратор Мойжес зачислила в разряд абстракций, хотя события балета вполне конкретны: героиня, блуждая меж прямоугольных колонн леса жизни (сценограф Альона Пикалова), накапливает «внутреннее содержание», «коммуницируя с внешним миром» посредством «касаний».

Первым ее щеки касается Отец-Мороз на помосте у задника, и, собственно, на этом коммуникация и заканчивается — Снегурочка спускается на сцену. С Лелем, которого художник Геннадий Осташов одел в белую газовую куртку и белые обтягивающие трусы, коммуникация разворачивается на целый дуэт: Снегурочка в своем жестком лифе с топорщащимися на бедрах треугольными лепестками, похожая на ощипанного лебеденка, приникает к нему всем телом, разворачивая ноги в a la seconde и напрашиваясь на горизонтальные поддержки. Однако, потаскав героиню на плечах и покрутив в обводках, ее карикатурно-самодовольный избранник бездушно удаляется за кулисы. Мизгирю отводится гораздо меньше времени и места: он прикасается к героине на том же узком помосте у задника, используя жесты, выражающие страсть с давних советских времен,— так объяснялся еще хан Гирей в «Бахчисарайском фонтане». Героиня и реагирует, как Мария: пугливо отвергает домогательства и пытается покончить с собой, бросившись навзничь с «горы»-помоста.

Попытку самоубийства привязанная к лонже героиня повторяет троекратно, каждый раз вновь появляясь на «горе» из закулисной бездны, но наконец все же возносится к небесам, и, как объясняет программка, «луч света обретает лик Снегурочки». Сценически эта метафора воплощена в адажио Дерева и Птицы (кордебалетные деревья-мужчины одеты в черные брюки с аппликацией сучьев на торсах, женщины-птицы снабжены черными «крыльями» в виде фигаро), в котором повторялись поддержки дуэта Леля и Снегурочки. Однако в «природе» все происходило полюбовно, под конец одушевленные представители флоры и фауны удалились за кулисы в обнимку. Можно, конечно, добавить к описанию действия рассказ о лейтдвижениях балета (вроде топтания «птиц» в па-де-бурре suivi — как в «Лебедином озере», только на полупальцах), но и без того очевидно, что за «современность» опус магистра Ряполовой могли принять лишь неискушенные зрители и влюбленные в свой проект кураторы.

Сатирический гротеск «Триггер» хореавтора Павла Рябова, поставленный в духе балагана, выглядел и логичнее, и энергичнее. Живой оркестр, ведомый Александром Алексеевым, весьма увлеченно исполнял фантазии Ольги Шайдуллиной со всеми ее «паттернами» в виде цитат из Глинки, Чайковского и Стравинского, а перкуссионист, вибрафонист и певцы-сонористы на сцене вдохновенно сопровождали танец персонажей своими импровизациями. В ярком представлении, оформленном Альоной Пикаловой и Аллой Николаевой с оглядкой на театральный конструктивизм 1920-х, Берендей представал правителем города Конструктора. Спрятанный в жестком конусе красной мантии, увенчанный подобием боярской шапки, вооруженный рупором, он бдительно пекся о счастье жителей-марионеток. Триггером оказывалась Снегурочка с длинными дредами, спустившаяся на лонже с колосников женским аналогом Тарзана. Похоже, отважная Адель Филиппова сама сочинила эту партию, получив задание придумать движения, выражающие крайнюю степень свободы: ее диковатые шаманские кружения, выбрасывания ног в разные стороны, колеса и скачки казались результатом импровизации. Сосватанный Берендеем Лель, певец тоталитарной гармонии, изъяснявшийся в основном руками, ей по сердцу не пришелся. Зато очарованный дикаркой Мизгирь освободился от шарнирных плоскостей, составлявших его наряд, обрел естественную пластику и остался единственной паршивой овцой в городе, после того как триггер-Снегурочка вновь удрала на колосники. Четко продуманный и внятно изложенный авторский замысел — одно из главных достоинств этого доходчивого спектакля, к недостаткам которого следует отнести чрезмерную лексическую скудость: столь школярский набор движений не могут оправдать ни жанр, ни марионеточная природа персонажей.

Наверное, для башкирского театра с академическим репертуаром постановка этих балетов стала полезным опытом — артисты, во всяком случае, исполняли их с энтузиазмом, а после «Триггера» публика устроила стоячую овацию. Но для фестиваля DanceInversion этот проект обернулся поражением. 25 лет неустанной просветительской деятельности оказались тщетными: теперешние молодые хореографы куда более провинциальны, незрелы и старомодны, чем их непросвещенные коллеги 1990-х — годов истинного расцвета современного российского танца, как выяснилось только теперь.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...