выставка фотография
В Русском музее открылась выставка фотографий Анастасии Хорошиловой "Заметки в пути", совершающей вылазки из Германии, где она училась и живет, в самые невеселые уголки России. Комментирует МИХАИЛ Ъ-ТРОФИМЕНКОВ.
Организаторы выставки определяют сквозную тему работ Анастасии Хорошиловой, как противостояние "теплоты" человеческих тел "пустотности", вакууму, небытию их среды обитания. Вытянувшиеся по стойке "смирно" матросики срочной службы в Балтийске, где из-за крон деревьев выглядывает черепица немецких кровель, а в чистом поле высится наглядная агитация, дикорастущий армейский "поп-арт", вроде огромного ордена Красного Знамени. Замученные дрессировкой глазастые девочки в Московской академии хореографии, приютские дети из Саввино-Сторожевского монастыря и приютские женщины из немецкого убежища для избитых жен, женщины-милиционеры, обитатели "Бежина луга", снежной, бесстрастной пустоты российской глубинки. Все они так или иначе бездомны, от сироты до офицера на съемной квартире, никто не принадлежит себе: в этом нет никакой разницы между камуфлированной "капитаном С." с нашивками МЧС и мальчишки, сидящем на приютских нарах.
На самом деле никакого противостояния людей и среды здесь нет. Люди — зомби, замкнувшиеся "вещи в себе", разучившиеся говорить, возможно, пустые оболочки. Между ними и фотографом не протягивается и тончайшей человеческой нити. Крестьяне, сироты и моряки, словно видя в фотографе очередного "начальника", послушно позируют, немки отворачиваются от объектива, милицейский "полковник К." закрывает глаза, словно простой взгляд требует от нее нечеловеческих усилий.
Гиперреализм, как часто бывает, оборачивается сюрреализмом, слишком отстраненное, холодное всматривание в быт проявляет его абсурдность. Почему, например, в деревне Наволоки все телеграфные столбы покосились под одним углом, словно не просели от старости, а присели в поклоне? Зачем, скажите на милость, в избе в деревне Барсуки висят рядышком сразу два календаря, выпущенные "Кредито итальяно"? Наверняка не для того, чтобы жители сверялись с ними. Чтобы любоваться античными статуями, изображенными на одном из них, очевидно. Вот в Хлуднево, где госпожа Хорошилова побывала в 2003 году, никто уже три года календарь с котиками со стены не снимает, и ничего; наверное, и сейчас висит.
Там, где работает фотограф, неважно, за какой год календарь, потому что там нет времени как такового, точнее, оно остановилось, когда людям, так или иначе обреченным на бесприютность, пришла пора взрослеть. Свою бездомность герои госпожи Хорошиловой камуфлируют по-детски, независимо от того, сколько им лет. Ясное дело, что на приютских фотографиях даже лошадка-качалка выглядит трагически. Но столь же потерянной и страшноватой кажется игрушечная обезьяна на полке аккуратного сельпо в деревне Хмелита, окруженная флаконами с бытовой химией. И совсем уж диковата переводная картинка с утками на стекле женского приюта, детские рисунки на стенах, какие-то домотканые коврики, которым не по силам скрыть убогость комнаты. Даже мебель, что в том же приюте, что в русских избах, кажется сколоченной под детей, которые вроде бы и выросли, а до сих пор ютятся на краешке жизни, никак не могут выпрямиться в полный рост.