Экспериментальный мажор

Владимир Спиваков поздравил Моцарта

концерт классика

Афиши московских концертных залов демонстрируют беззаветную преданность Моцарту. Первым крупномасштабным концертом, посвященным 250-летию композитора, оказалось выступление Национального филармонического оркестра России под управлением Владимира Спивакова. Вместе с хором Академии хорового искусства и квартетом солистов из московских оперных трупп оркестр исполнил два самых известных духовных произведения Моцарта — Реквием и "Коронационную мессу". К многочисленной публике, пришедшей в Светлановский зал Дома музыки, присоединился СЕРГЕЙ Ъ-ХОДНЕВ.

Выбор произведений для этого случая оспаривать затруднительно. Пускай даже абонемент, в рамках которого проходил концерт, и называется "Великие кантаты и оратории" — хотя что "Коронационная месса", что Реквием (то есть заупокойная месса) ни к кантатам, ни к ораториям не имеют никакого отношения. Тот самый моцартовский Реквием, название которого, можно сказать, для многих звучит едва ли не нарицательным обозначением скорбного, величавого и зловеще-таинственного произведения. Спасибо вольным или невольным мифографам, включая, разумеется, Пушкина. Скажешь "реквием Моцарта" — и сразу готов сюжетный ряд: "черный человек", коварный Сальери, смерть, оставившая партитуру дописанной до хора "Lacrimosa dies illa".

И рядом — ликующая до-мажорная "Коронационная месса". Где в финальном номере — "Agnus Dei" — запросто использована мелодия арии Графини из "Свадьбы Фигаро", "Dove sono i bei momenti". О том, почему месса именно "Коронационная", правда, известно уже меньше: чаще всего принято думать, что Моцарт писал ее для праздника в честь коронования чудотворного образа Богоматери в окрестностях Зальцбурга; но может быть, что мессу вследствие ее несомненной популярности использовали при настоящей коронации Леопольда II или Франца II, после чего и возникло название.

Так или иначе, когда мы говорим о крупных моцартовских произведениях для хора, солистов и оркестра, трудно не назвать в первую очередь эти две мессы. Но точно так же трудно удержаться при их исполнении — да еще по поводу настолько громкой даты — от громоздкой, жирной патетики, обессмысливающей всю прозрачность моцартовского письма. Владимир Спиваков, судя по всему, решился попробовать отойти от принятого стандарта, что, пожалуй, было очевиднее всего на материале Реквиема. Публика, привыкшая в случае многих частей моцартовского опуса к тяжеловесному, скорбно-медлительному оркестру и густой патетике хора, была даже удивлена, расслышав динамичные темпы (в случае оффертория "Hostias et preces" и вовсе почитай что стремительные) и явные старания оркестра изобразить прозрачность и гибкость звучания. Получалось не то чтобы всегда и уж точно не у всех: медные духовые были отчаянно неказисты, что в первую очередь относится к тромбонам.

Надо думать, что продемонстрированные дирижером замыслы интерпретации следует расценивать именно как попытку играть Моцарта "в стиле". Если так, то четыре солиста — Хибла Герзмава, Мария Маркина, Дмитрий Корчак, Николай Диденко — тоже, видимо, старались нащупать адекватный стиль, что, конечно, весьма похвально, но не совсем понятно, отчего эксперименты должны были происходить именно на концертной сцене. Чудное сопрано Хиблы Герзмавы, например, периодически было и вовсе невозможно узнать — звучал голос певицы местами совсем без вибрато, но глухо и вдобавок с интонационными проблемами. Совсем без экспериментов обошелся разве что хор Академии хорового искусства. Что, впрочем, не помешало ему оставаться едва ли не самым эффектным участником вечера.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...