премьера
27 января постановкой "Моисея" Мирослава Скорика Киевский оперный театр открыл счет премьерам нынешнего сезона. Объединив в один вечер сразу три события — появление нового спектакля, постановку произведения современного украинского композитора и официальное открытие торжеств по случаю 150-летия Ивана Франко, театр не заметил самого главного: "Моисей" Мирослава Скорика куда уместнее назвать ораторией, чем оперой.
У композитора Мирослава Скорика оказалось сразу несколько уважительных причин, чтобы опера о ветхозаветном пророке Моисее зазвучала на украинской сцене: столетие Львовского оперного театра, 2000 лет со дня рождения Иисуса Христа, десять лет независимости Украины и первый в истории государства визит папы римского. В дни пребывания на Украине Иоанна Павла II, которому посвящена опера, во Львовском театре оперы и балета и прошла премьера спектакля.
Такое впечатление, что киевские постановщики "Моисея" специально дожидались не менее громкого юбилейного повода, чтобы приняться за работу. И дождались: спектакль вышел в год 150-летия Ивана Франко, имеющего к этой опере самое прямое отношение — основой либретто стала поэма Франко (написанная, к слову, ровно сто лет назад).
Вопреки сложившейся в опере традиции искажать литературные источники до неузнаваемости, либреттист Богдан Стельках обошелся с текстом вполне тактично: всего лишь сократил безмерные монологи до масштабов арий, превратил авторский текст в пролог и эпилог и дописал отсутствующие у Франко диалоги.
Художник Мария Левитская к пластическому решению спектакля подошла, увы, с гораздо меньшим тактом. Скалы, выстроенные ею на сцене, отсылают не столько к ландшафту ветхозаветной Палестины, сколько к избитому образу Франко-Каменяра. Примитивизм декораций дублирует музыкальное решение спектакля: деление хора на правый и левый, на героев в темном и героев в светлом, на музыку тонально-модальную (с главенством струнных, медных и ударных) и восточную, томную (эти мелодии ведут гнусавые деревянные духовые), на естественно льющийся песенный вокал у героев-протагонистов и надуманно ломаные мотивы у их противников.
Сложнее всех пришлось исполнителю роли Поэта Вячеславу Лупалову, который вынужден был вступить в состязание уже не с текстом, а с портретом самого Ивана Франко. Изображение поэта быстро сменяли другие образы, оживившие статику пролога,— горящая свеча, силуэты памятников и городов, старопечатные библейские тексты, портреты киевских митрополитов, фрагменты военной хроники, падающие в мирное время купола храмов и завершающая видеоряд фреска Богоматери Оранты.
Практически все монологи Моисея (Сергей Магера) благодаря демократичности музыкального языка вполне могут претендовать на роль нового гимна Украины. Кстати, с "чувством гимна" у Мирослава Скорика всегда было хорошо: в финал своей Пятой партиты для фортепиано он когда-то еле заметно вплел мелодию гимна Советского Союза. В "Моисее" на фоне желто-голубой подсветки Синайских скал мелькают интонации нынешнего государственного гимна Украины. Встречаются, впрочем, и весьма оригинальные музыкальные ходы, к примеру, "перешептывание" в хоре по ходу рассказа Моисея, остинато трубы на слабых долях и бушующая практически во время всего действия ударная установка (два последних приема — от любви самого Мирослава Скорика к джазу).
Атмосферу оперы с характерной сценической раскованностью персонажей можно было ощутить только при появлении фигур, олицетворяющих не живых людей, а духов — злого демона пустыни Азазеля (Степан Фицыч) и духа матери Моисея Иохаведды (Алла Поздняк). Капризному существу оперы явно не по душе откровенно мужская поэма Ивана Франко, герои которой скорее признаются в любви к родине, а не к женщине. Не изменяют общее впечатление даже несколько вмонтированных в действие томных хореографических сцен (балетмейстер Анико Рехвиашвили), мало убеждающих своими претензиями на балетную "современность".
В эпилоге правый и левый хоры смешиваются, злодеев в черном и сером уводят, скалы отсвечивают желтым сиянием, а минор в заключительной каденции сменяется мажором. Если назвать все это ораторией, а не оперным действием, к композитору и постановочной группе наверняка возникло бы меньше вопросов.