юбилей концерт
В Кремлевском дворце состоялся концерт в честь столетия Игоря Моисеева. Перетанцевав в свое время половину показанных номеров, ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА не смогла сохранить должную беспристрастность.
В этот вечер в Кремлевском дворце случайных зрителей не было. Пришли не только поклонники юбиляра и его труппы, но и многочисленные артисты-пенсионеры, скопившиеся за семь десятков лет существования Государственного ансамбля народного танца СССР (последние 15 лет — России). Поведение публики напоминало встречу выпускников какого-то исполинского вуза: поцелуи, объятия, воспоминания молодости — словом, приятное возбуждение заклубилось в этих официозных стенах еще до начала празднества. Герой вечера появился в неудобной боковой правительственной ложе в сопровождении моложавой супруги (80 лет не дать нипочем) и помахал залу ручкой. Переполненный зал ответил восторженной стоячей овацией.
Распахнулся занавес, и потрясенной публике явилась изображенная на заднике заснеженная кремлевская стена, золотые купола соборов и ряженный в гвардейские мундиры почетный караул. Под военный оркестр плохо выдрессированные солдаты в киверах приступили к длительным манипуляциям — так и сяк вертели ружьями, делали выпады штыками в зал, поворачивались кругом и перестраивали ряды. Вероятно, по замыслу режиссера Глазова именно таким замогильным образом государство и должно отдавать честь лучшим представителям творческой интеллигенции. Торжественная часть продолжилась поздравлением президента, наполненным такими свежими оборотами, как "вклад в сокровищницу" и "творческое долголетие" (спичрайтеры совсем обленились). Своеобразно отметился и патриарх Алексий II, объяснивший устами протоиерея отца Сергия, что не смог присутствовать на юбилее по причине занятости более важными делами. И лишь пылкий Юрий Лужков своим безыскусным спичем вернул залу утерянное было воодушевление.
Фантазия сценографа Григория Белова не знала управы. Нижние кулисы художник перегородил циклопическими волнами сине-золотых фанерных лент, в глубине сцены выстроил эстрадную лестницу, бестрепетно сплющив рисунок всех танцев, а на задник по ходу действия проецировал чудесные картинки — то почти всамделишный Акрополь, то ядовито-зеленые китайские пагоды, то не менее ядовитое русское поле, то неоновый Нью-Йорк, а то и ордена юбиляра — яркие, как елочные игрушки. На боковых экранах мелькали фотографии Игоря Моисеева (начиная с младенческих) и документальные кадры в хронологическом порядке — концерт был задуман как танцевальная биография, как бы откомментированная самим героем вечера. Цитаты из его книги зачитывали, выходя на сцену, именитые ведущие (от Владимира Васильева до Элины Быстрицкой). К цитатам прилагалась соответствующая танциллюстрация. Так, реплика о поступлении юбиляра в Большой сопровождалась выступлением труппы театра, исполнившей финал баланчинской Симфонии до-мажор.
Впрочем, надо отдать должное артистам ансамбля: несмотря на старания режиссера и сценографа, самообладания они не теряли и танцевали отлично. Тем более что старт им дал сам юбиляр, прокричав в микрофон свое неизменное: "Приготовились — начали!" Программа была мудро составлена из многолюдных номеров, в которых можно было блеснуть и идеальной синхронностью, и стройностью рядов, и молодой упругостью отточенных движений, в чем нынешние артисты, даже подрастеряв типажность и актерскую раскованность, до сих пор вне конкуренции. Не перевелись и трюкачи: в "Партизанах" с давно не виданной лихостью промчался на пальцах "грузин" и, взбрыкивая ногами, отлично прокрутился на голове вояка с шашкой. С щегольским изяществом одолели тяжелейшие присядки солисты в русском танце "Лето", особенно зажигательном в январские морозы. Классический академизм облагородил до балетности греческий "Сиртаки" и разудалую "Тарантеллу". И даже "Китайский танец", в котором, как мне известно по собственному опыту, трудно не запутаться в многометровых лентах, прошел почти идеально: один бедолага все-таки допустил досадную помарку.
На фоне фирменного энтузиазма моисеевцев поздравители из именитых компаний выглядели бледновато. Хотя народные артисты Светлана Захарова, Николай Цискаридзе, Сергей Филин улыбались и танцевали почти так же бодро и жизнерадостно, как артисты ансамбля, коллективу Большого явно недостает железной моисеевской руки — стройность линий и синхронность движений оставляли желать лучшего. Солистка бежаровской труппы украинка Катерина Шалкина, модельная блондинка с жилистыми сухими ногами, корявой стопой и негнущейся спиной, превратила знаменитый дуэт из "Ромео и Юлии" в нудную череду вымороченных поз, проигнорировав искренние старания своего партнера, белокурого красавца Жюльена Фавро, разыграть недюжинную страсть. Немолодые солисты La Scala Джильда Джелати и Алессандро Грило оказали дурную услугу Ролану Пети, уморив его дуэт из "Летучей мыши" видимыми усилиями поддержек и унылым пафосом. Эффектная бритоголовая негритянка Двона Адиаха Смолвуд, прима труппы покойного Алвина Эйли, прославленного создателя американского джаз-танца, исполнила шедевр "Cry", заменив эстрадным блеском ту гремучую смесь томления, отчаяния и беспечности, которой переполнен этот номер. И лишь роскошная испанка Мария Пахес, мощная крутобедрая женщина с поразительно чувственными, гибкими, стонущими руками, жемчужной россыпью своих сапатеадо отстояла честь Испании и неувядаемость фламенко.
Юбиляр героически выдержал два с половиной часа беспрерывного танца. После чего глава Роскультуры Михаил Швыдкой зачитал длиннющий список наград Игоря Моисеева, из которого как-то между прочим выяснилось, что к сотому дню рождения юбиляру подарили орден "За заслуги перед Отечеством" первой степени. Финал концерта — с "Заздравной" Дунаевского, выпетой солистами Большого; с кремовым тортом, вывезенным на сцену; с блестками, скудно высыпавшимися с колосников,— был достоин его начала с почетным караулом и штыками, наставленными в зал. Но талантливый Игорь Моисеев всегда играл по правилам своего неталантливого государства. И покорно выпил поднесенный бокал шампанского — в свою и его честь.