выставка живопись
В центральном выставочном зале "Манеж" открылась ежегодная выставка "Петербург-2005". Посетив ее, МИХАИЛ Ъ-ТРОФИМЕНКОВ был приятно обманут в своих предчувствиях.
Писать об "отчетных" выставках петербургских художников — сущее наказание. Заранее знаешь, чего ожидать. Случайных как бы абстракций. Погонных метров сереньких пейзажей и аляповатеньких натюрмортов. Выродившихся образцов некогда знаменитой школы литографии. Заранее знаешь, что на втором этаже на фоне всяческой пестрятины притянет взгляд одинокая, суровая, почти монохромная, трагически питерская картина Владимира Шинкарева: слепые, серые дома, поземка, вереница автомобилей, прохожие, превратившиеся в вырезанные из ночи силуэты. А на первом этаже непременно повеселят работы скульпторов, обосновавшихся коммуной в питерском пригороде. Так и на этот раз. Дмитрий Каминкер превратил деревенский сортир в символ вечного зависания человека между горними высями и выгребной ямой. Считающий себя воплощением бога Волоса Феликс Волосенков со своими фирменными, запрещенными любыми теориями живописи цветовыми сочетаниями будет балансировать на грани китча, никогда не переходя ее: в этом году он выставил "Явление бога Волоса в виде М. Трофименкова и его жены". Ну будет еще пара приятных открытий — например, фотограф Александр Матросов, выставивший под невинным названием "Узелки" столь совершенный образец садомазохистской фотографии, что ему позавидовали бы японские мастера сексуального бондажа, или Петр Рейхет, рассматривая "Остров китобоев" которого, притворившийся лубком, радостно обнаруживаешь то русалок-лесбиянок, то зеленых котов.
Организаторы выставок, конечно, в такой предсказуемости не виноваты и могли бы с полным правом повторить, переиначив, слова товарища Сталина, которому пожаловались на распутство, пьянство и бездарность "инженеров человеческих душ": "Других художников у меня для вас нет". Но, очевидно, не в силах больше терпеть ежегодную тоску выбора из множества зол меньшего, они решили спасать образ петербургского искусства за счет дополнительных резервов — рок-музыкантов и артистов. И в общем-то спасли.
Нет, конечно, львиная доля художественной продукции мастеров электрогитар и барабанов, даже самых брутальных, не определить иначе как "дамское рукоделие". В этом смысле нет никакой разницы между Борисом Гребенщиковым, Дианой Арбениной или Ильей Чертом как художниками. Но настоящий сюрприз преподнес Сергей Шнуров, оказавшийся серьезным живописцем.
Когда, черт возьми, он вообще успевает картины писать? Сидит себе, что ли, отматерившись со сцены, оттянувшись в "Дневном дозоре", отшельником на дому и имитирует драгоценное мерцание лимона в совершенно голландском по технике натюрморте, где рядом с бокалом вина красуются мобильник и ноутбук? Или пишет мрачно-романтический ночной питерский пейзаж "Нефть": чадят факелы на Ростральных колоннах, Нева отливает ядовитым черным золотом. Или выговаривает мертвому котику, распластавшемуся на огромном, по-японски траурно белом холсте шерстяным холмиком: "Не воруй!"
Столь же изумил актер Сергей Дрейден, в дюжине притворно наивных, как бы детских рисунков восстановивший облик Ленинграда конца 1940-х годов: баржи на Неве, медлительные похоронные процессии, арест отца-театроведа, ангину и недра старой квартиры, населенной притягательными и загадочными вещами. Нет, это ноу-хау Манежа обязательно надо развивать: глядишь, подтянутся скрипачи, футболисты и конструкторы субмарин — и воссияет петербургское искусство.