премьера кино
В качестве рождественской альтернативы "Гарри Поттеру" кинокомпания Disney выпускает в прокат экранизацию менее модной, но тоже в своем роде культовой детской книги "Хроники Нарнии" (Chronicles of Narnia: The Lion, the Witch and the Wardrobe). Альтернатива эта показалась ЛИДИИ Ъ-МАСЛОВОЙ инфантильной во всех смыслах.
"Хроники Нарнии", выходящие с подзаголовком "Лев, Колдунья и платяной шкаф",— экранизация наиболее известной из семи частей эпопеи Клайва Льюиса, профессора Оксфорда, в 1950 году переработавшего Новый Завет в жанре фэнтези. В отличие от произведения еще одного оксфордского интеллектуала — Дж. Р. Р. Толкиена, "Хроники..." не подавляют читателя философской глубиной и непомерным строкажом, а выглядят простенькой удобочитаемой сказкой, из которой неокрепший мозг может получить зачаточные представления о христианской этике. Для максимального расширения целевой аудитории героями "Хроник..." являются четверо английских детей разного пола и возраста — старший брат и старшая сестра, младший брат и младшая сестра. Спасаясь от немецких бомбежек во время второй мировой, они эвакуируются подальше от Лондона в сельскую местность к родственнику-профессору (слишком кратко мелькающий Джим Бродбент). Там, в шкафу профессорского дома, если забраться поглубже, пронафталиненные шубы вдруг превращаются в полиуретановые елки и обнаруживается портал, ведущий в лесную чащу посреди сказочной страны Нарнии.
Первой прорывается на ту сторону младшая девочка лет восьми, встречающая ушастого сатира, одетого в один шарф. Он поит ее чаем, дудит в дуду и провожает в обратный путь, несмотря на строгий наказ контролирующей Нарнию Белой Колдуньи немедленно доставлять к ней всех человеческих особей (именуемых в терминологии К. Льюиса не иначе как "сыновья Адама и дочери Евы"). Следующим в Нарнию проникает младший мальчик, которому выпадает счастье лично встретиться с Белой Колдуньей — у играющей ее Тильды Суинтон получился в общем-то самый приятный и интересный персонаж фильма. Это такая строгая, сдержанная тетенька с припорошенными ресницами, установившая в Нарнии круглогодичную зиму, но упразднившая Рождество, которое аборигены (кроме сатиров это волки, лисы, бобры, а также кентавры, минотавры и прочая мифологическая живность) уже лет сто как не могут отметить.
Главным идеологическим оппонентом колдуньи является говорящий лев по имени Аслан, аллегорически олицетворяющий Иисуса. Имя его смущать христиан не должно — "Аслан", как известно, и есть "лев" по-турецки. Склонность писателя Льюиса к восточному колориту проявляется также в том, какую существенную роль играет в сюжете рахат-лукум. Его наличие прежде всего отличает английскую Белую Колдунью от датской Снежной Королевы — попавший в ее ежовые рукавицы мальчик сдает с потрохами всех своих родственников за лишний кусок лукума, в отличие от романтичного Кая, которому достаточно было ледяного поцелуя и возможности прокатиться на саночках с ветерком. В перспективе, естественно, предателю обещается еще и весь мир в придачу — в данном случае вся Нарния, однако Аслан отменяет выгодную сделку. Отозвав колдунью в свой шатер, он ей что-то по секрету обещает взамен замороченного ребенка, а на вопрос, где гарантии, открывает пасть и показывает огромные клыки. Как говорил кот Матроскин, "усы, лапы и хвост — вот мои документы".
Слово свое лев держит и приносит себя в жертву, тем самым не только спасая бессмертную душу мальчика, но и обеспечивая обитателям Нарнии возможность в будущем смело веселиться хоть на Рождество, хоть на Пасху, праздник светлого львиного воскресения. Однако из-за необходимости оснастить блокбастер размашистыми батальными сценами (которые в книге описаны несколькими экономными фразами) на экране оказалась очень разительно представлена воинственная природа добра — это такое самоотверженное христианское добро, но при этом с какими-то исламскими кулаками, зубами и когтями. В решающей схватке с колдуньей смертоносный прыжок льва показан таким образом, что камера буквально ныряет ему в пасть и остается неясным — то ли Аслан целиком проглотил противницу, то ли из христианского всепрощения ограничился откушенной головой.