«Я не просто играл за “Зенит”, а старался служить клубу»

13 ноября отмечает 70-летний юбилей легендарный игрок и тренер «Зенита» Анатолий Давыдов. Он сыграл за петербургский клуб 456 матчей — рекорд, который неизвестно, когда будет побит (и будет ли). Провел в команде 14 сезонов как игрок, став самым возрастным (31 год) из тех, кто завоевал в 1984-м первое чемпионство — самое дорогое для болельщиков «Зенита». Потом тренировал ее: привел к первой победе в России, когда сине-бело-голубые выиграли кубок в 1999-м, а затем еще завоевали бронзу в 2009-м, когда из команды ушел посреди сезона голландский тренер Дик Адвокат. С 2017 года Анатолий Давыдов — директор академии «Зенита».

— Анатолий Викторович, когда встречаешься с вами, всегда прекрасно выглядите: бодрый, молодой, здоровый. И в 60 лет так было, и в 70, и в 80, и в 90, надеюсь, будет. Это все благодаря футболу? Любви к футболу?

— Наверное, да. Какой-то определенный уровень жизни и поведения, питание, генетика — тут как бы все. Ну и, конечно, футбол. Тем более что готовился достаточно профессионально к играм и своей судьбе футбольной. Режим нарушал, но ближе уже к концу карьеры, по чуть-чуть. А так, в общем, все годы были такие достаточно серьезные, берег себя в плане здоровья. Достаточно много энергетики выплескивалось в работе, в анализе, в переживаниях из-за неудачно сыгранных матчей. Но баланс старался держать.

— Давыдов «нарушал режим»? Такого я еще не слышал. Это от усталости?

— Конечно, усталость была накопительная и ощутимая, все-таки возраст был 44 года, когда я закончил, а не 20. Что-то уже себе позволить хочется, но только чисто символически, конечно.

— Вы директор академии «Зенита» — современной, комфортабельной, успешной в российском футболе. А помните, как выглядела «Смена», когда вы ее первый раз увидели? Это здание, школа?

— Когда я приехал в 1975-м в Ленинград, здание уже достраивалось. Открытие состоялось в 1977 году. До этого большую работу проделал Дмитрий Николаевич Бесов, директор, основатель школы. Очень тяжелые процессы шли по оформлению территории, земли, тут же болото было. Я помню: разрушенная трибуна, с левой стороны — деревянные лавочки, в три ряда, без спинок. И раздевалки. Западная трибуна, как мы ее называем, была символом разрухи: облезлая, расколотый кирпич, какие-то сиденья — не помню какие, но точно не пластиковые.

— И одно поле?

— Было главное поле. Всего полей было, наверное, четыре, но мы тут с молодежным составом «Зенита», где я тогда был, только играли — тренироваться давали редко. Газоны тогда были в плачевном состоянии. Фактор сбива был приличный для работы.

— Фактор чего?

— Ну, вот «сбива», работы в техническом оснащении. Хотя эти условия создавали определенные плюсы. Наши футболисты всегда были готовы к таким неожиданным подскокам мяча, каким-то неправильным действиям, неровностям газона.

— И вот здесь, на «Смене» начинали, закалялись, росли те ребята, которые потом стали ковать славу петербургского футбола. Вы, кстати, были одним из немногих, кто не родился в Ленинграде,— из той команды, которая стала в 1984 году чемпионом СССР?

— У нас тогда приезжих было достаточно: и Слава Мельников, и Коля Орлов. Но немногие из них дошли до чемпионства, да.

— Как вы попали в «Зенит»?

— А раньше собиралась сборная Второй лиги. Я начинал за тульский «Металлург». И в 1971-м я уже съездил со сборной СССР на турнир. Из Второй лиги раньше много игроков выходили наверх. Тот же Ярцев из Костромы попал в московский «Спартак» в том возрасте, когда люди уже заканчивали. А он только заиграл. Мне посчастливилось играть против него: он защищал цвета костромского «Спартака», я — тульского «Металлурга».

— Играя за сборную, вы попали на глаза агентам, как сейчас сказали бы?

— Да, мы поехали в Дзержинск, и после второй игры ко мне подошли Завидонов, Корнев, начальник команды «Зенит». Ну, они предложили поехать в Ленинград. Хотя к тому времени, скажу не бравируя, мной интересовались многие команды. А в 1975 году меня даже вызвали со Второй лиги в олимпийскую сборную, которая собралась на базе московского «Спартака». Бесков ее тренировал. Все футболисты — знаменитые, на слуху. Я попал туда и был, честно говоря, в шоке. Они меня, в принципе, забирали. Даже в «Комсомолке» была статья небольшая (она у меня где-то осталась) о том, что Давыдову предложили задержаться в «Спартаке». Но у меня жена не очень хотела уезжать из Тулы. У нас было двое детей.

— А в Питер потом захотела?

— А в Питер сказала, что поедет. Хотя Тула ближе к Москве. «Зенит» шел в чемпионате 1975 года на последнем месте. Но об этом как-то не думал. В Ленинграде до приезда никогда не был. Поначалу было тяжеловато. Жил один, без семьи, в гостинице, где было очень скучно. Тренировки, возвращение. Потом привык. В «Зените» были легендарные футболисты — Голубев, Лохов, Булавин, Стрепетов, Казаченок...

— Спаслась тогда команда?

— В последней игре, да. Там была очень тяжелая ситуация. Моя первая игра за «Зенит» была на стадионе «Динамо» против московского клуба. Герман Семенович Зонин, тренер, поставил меня персонально против Владимира Козлова, игрока сборной. Я удачно сыграл. По-моему, даже в конце матча его заменили. Вот это была моя первая игра против статусного, как бы сейчас сказали, нападающего.

— Вы именно как защитник себя зарекомендовали в те годы? Всегда играли на этой позиции?

— Я, честно говоря, уже в то время очень любил подключаться к атакам. Играл правым защитником в Туле, там много подключался. Саша Анюков, когда в «Зените» появился,— такой же был: в отборе — жесткий и очень любил подключаться. Я то же самое делал раньше.

— Тогда это не было модным?

— Это было модным. Потому что так уже играл Киев. Там крайние защитники были очень активные, передачи с фланга проходили, форварды шли на замыкание. Если такого не было, тренер спрашивал крайнего защитника: почему нет передачи с фланга?

— Не увидел, кому давать — можно сказать.

— Это не твоя забота. Мы спросим с тех, кого там, в штрафной, не оказалось. Твоя задача — отдать передачу в определенную точку. Сейчас я удивляюсь порой, как крайний защитник действует. Добежит до чужой штрафной, увидит соперника, развернется, побежит назад, отдаст пас вратарю. Тот выбивает в центр поля. Нормально? Такое в наше время представить было дико. На углу чужой площади от защитника требовалось сделать обостряющую передачу, завершить подключение. Иначе зачем туда бежать?

Ночью после первого чемпионства раз двадцать заказывали у «Машины времени» песню «Новый поворот»

— Как «Зенит» прошел путь до 1980-го года, когда взяли бронзу, а потом и до чемпионства в 1984-м?

— Зонин закончил тренировать, его сменил Юрий Андреевич Морозов в 1978-м. Начали появляться в «Зените» наши, питерские ребята, менялось поколение, пошла более продуктивная работа на тренировках. Не просто упражнения для того, чтобы сделать, а все были целенаправленные, конкретные: подводящие, игровые, разные. Все было зациклено на обострение, завершение. Формировался стиль «Зенита». Болельщики ведь хотят видеть много голов, вот мы так и старались играть — в атакующей манере. В 1984-м индивидуальные действия игроков «Зенита» были вплетены в коллективную игру. Ребята хорошо друг друга чувствовали. Поэтому, наверное, мы тогда и «выстрелили». Хотя помогло еще и то, что не все команды в том чемпионате играли стабильно. Провалы были что у киевского «Динамо», что у «Спартака», что у других московских команд.

— Задачи не было такой — занять первое место?

— Задача была — попасть в пятерку максимум. Но в октябре мы уехали на сборы в Сочи на десять дней. И там нас Павел Федорович Садырин, тренер «Зенита», немножко переключил. Мы и раньше при хорошей игре обыгрывали сильных соперников — можно вспомнить матчи против «Спартака» в Москве, против тбилисского «Динамо» на его поле. А после сбора в Сочи удачно сыграли против «Днепра», «Торпедо» в гостях, и уже захотелось чего-то большего, чем пятое место. Нас понесло на финише: сами уже поверили, что можем выиграть золото.

— Ночь после победы над «Металлистом» в СКК помните? Чем занимались? Где проснулись? Это 21 ноября 1984 года.

— Трудно уже вспомнить. Много друзей, много поздравлений. Все кучей такой навалилось, не за что зацепиться в памяти...

— Но ресторан же был?

— Да, у нас в «Пулково» был ресторан, там еще «Машина времени», по-моему, пели нам. «Вот, новый поворот». Мы, наверное, раз двадцать их вызывали. Песня очень подходила по смыслу.

— Потом что случилось с «Зенитом»? Головокружение от успехов?

— Мы подумали, что сможем побеждать постоянно. А не прибавляя, не совершенствуясь, не меняя что-то, делать это невозможно. Поймали эйфорию, она нас понесла. Причем она зацепила всех — игроков, тренерский штаб. Нами меньше управляли, от нас меньше требовали. Были и нарушения режима, и расхлябанность, и безответственность, и прочие проявления «звездной болезни». Самое главное — мы стали отвлекаться от футбола. Нас это «прибило», и прилично. Вы же понимаете: погуляли, посидели, на тренировках не выложишься, нагрузка идет, пока восстановишься — уже игра подходит, а состояния нет. Поэтому боролись во второй половине восьмидесятых не за первое место, а за сохранение прописки в Высшей лиге чемпионата СССР.

— Психология победителя, она же сразу не вырабатывается.

— Вот именно. Если взять команду, которая много раз выигрывала — киевское «Динамо», «Спартак», там уже система была отработана. Они знали, как себя вести после успехов, где закончить, с чего начать, в чем прибавить, что изменить. Мы же к этому не привыкли, не знали, как себя вести. У «Зенита» не было победного опыта.

— После этого наступили девяностые. Для вас они были такие же сложные, как для всех?

— Я уехал. В 1989-м мне предложили закончить, хотя хватало и здоровья. Не знаю, почему, но для меня это было странно.

— Кто был тренером «Зенита»?

— Работали Завидонов, Бурчалкин, Храповицкий. Это было их решение, вопросов нет, закончил в «Зените». Уехал в Тольятти, а оттуда — в Финляндию, где лет пять-шесть мы с Борей Чухловым играли. А «Зенит» настолько завалился, что из Высшей лиги вылетел во вторую. Это был кошмар.

— «Зенит» потом вернули в Высшую лигу, но уже чемпионата России.

— Да, там Слава Мельников был главным тренером. Он звал меня в Питер: «Толь, давай вернись, помоги, такая ситуация…» Жизнь, помните, какая была в начале девяностых. А у меня двое детей. Зарплата — тысяча долларов, по тем временам приличная. Надо семью обеспечивать. Мельников говорит: «Я тебе зарплату сделаю двойную, помоги». Я сказал, что сейчас я не могу.

— Вы в Финляндии, получается, «схоронились»?

— Наверное. Это было комфортно для меня в то время. Я там играл, психологически успокоился, опыта хватало, получал удовольствие. А дома были сплошные авралы, стрессы. Знаю, какая тогда жизнь была в России.

— В Финляндии жизнь не меняется.

— Там спокойная жизнь, размеренная. Единственный сложный день — пятница, когда все финны «валили» в магазины, все скупали и потом два дня гуляли. Но при этом никто не дрался на улицах. Наша команда «Поннистус» вышла из Второй лиги в Первую, затем — в премьер-лигу, пару кубков взяли, но не хватило запаса прочности и опыта, чтобы остаться в Высшем дивизионе. Дело в том, что убрали тренера, который с нами все эти годы работал. Вообще у него основная профессия была почтальон. Он занимался почтой, а вечером проводил тренировки. Его уволили. Мне пришлось тренировочный процесс вести, я занялся подготовкой команды. Нам там не хватило трех очков, чтобы остаться в премьер-лиге.

— Что за история в Финляндии была, когда вы якобы погнались за болельщиком по трибунам?

— Я был еще игроком. Помню — стадион, поле в ложбинке, насыпь и на ней деревянные лавочки по восходящей. Мы играли матч, и в первом тайме финн, борясь со мной за верховой мяч, ударом локтя сломал мне челюсть. У меня — кровь. В раздевалку в перерыве зашел, взял полотенчико маленькое, спрятал под форму, чтобы кровь протирать — не разрешали тогда с кровью на поле выходить. Но я же характерный, мне надо человека наказать. Вышел на второй тайм. Полотенцем кровь вытирал, а челюсть держал рукой, потому что она у меня «висела». И не сразу, но все-таки «поймал» этого финна на эпизоде, при передаче. Он был на фланге, прям под трибунами. Принимает мяч, и я вкатываюсь на него на полной скорости. Но только через мяч.

— И где он оказался?

— Его достали из-под третьего ряда, на скорой увезли. Мне — красную. Приехали в Хельсинки, меня сразу — в клинику, снимок сделали, операция. Разрезали, саморезы, железки, все скрутили. У меня шрамы остались длинные. Но я его «достал» все же со сломанной челюстью.

Бышовец сказал: «Раздевайся, у тебя здоровья столько!»

— Получается, именно в Финляндии вы начали свою тренерскую практику?

— Наверное, там. Потом съездил еще в Китай, тоже была интересная годовая поездка. Провинция Гуанчжоу. Команда играла в первом дивизионе. Туда приехал, мне было уже 42, там отыграл в 43, а вернулся в Питер — еще и за «Зенит» на поле вышел.

— Вас Бышовец в «Зенит» позвал?

— Да, он помощника в тренерский штаб искал. А я в Питер приехал, меня попросили руководители китайской команды найти для них какого-нибудь игрока. У них уже Саша Панов здорово играл, спасал свою футбольную карьеру и себя от вредных привычек. Ну мы поговорили с Бышовцем, он предложил работать с ним в «Зените». Я, говорю, сейчас играю в Китае, приехал сюда за игроком. И сразу ему про Панова рассказал, что там играет наш парень хороший. Знал его по школе «Зенита», они же с Димой (сын Анатолия Давыдова.— «Ъ-СПб») в одной команде играли. Бышовец зимой пригласил Панова на тренировочный сбор. Тот приехал «раскладной», неподготовленный такой, у него ноги сводило.

— В итоге вы приехали за игроком, а получилось так, что вернулись в «Зенит» в новом качестве, да еще забрали с собой Панова из Китая?

— Да. А потом Бышовец предложили еще играть за «Зенит», когда мне было почти 44 года.

— Как это вышло?

— Мы были на сборах, готовились к чемпионату 1997 года. Делали двустороннюю игру, я разминал команду. Вдруг — кто-то сломался, ставить некого. Бышовец дает мне команду: «Раздевайся, участвуешь в двусторонке». Сыграли, он говорит: «Я, наверное, тебя заявлю на игры, у тебя здоровья столько!» А я часто подключался на тренировках к игровым упражнениям, к «квадратам». Но все равно обалдел. Говорю: ну смотрите, это же ответственность большая, вы берете меня игроком, и себя подставляете, рискуете своей репутацией. Бышовец на это пошел, поверил в меня. Я играл за «Зенит», что-то получилось. Если бы травму не получил, может быть, сыграл бы в тот год 18 игр, а не 15. Но мне ребра сломали. А так 15 игр провел, причем рядом с сыном.

— Что самое сложное было в таком возрасте на поле? Бегать?

— Нет, не бегать. Самое сложное, когда выходил на поле, было найти ситуацию, чтобы помочь команде простыми действиями, подсказками, подстраховать кого-то. Еще сложнее было руководить сыном и помогать ему так, чтобы другие не увидели в этом какого-то кумовства.

— Первый раз вам как тренеру доверили «Зенит» в 1998-м, когда Бышовец ушел в сборную?

— Да. Где-то в середине сезона.

— И как вы двигались в новом качестве? Наощупь?

— Не хотел что-то резко менять. Старался сохранить каноны и методику тренировочного процесса, что-то добавлял свое. Команда шла достаточно уверенно: не на первом месте, но в лидерах. Другое дело, в каких-то мелочах был более строгим, в обороне стали внимательнее играть, надо было ребят подучить. Тем более что как раз Саша Панов стал в атаке раскрываться, я ему стал больше доверять. Он на тренировках был лучший. Бежал кросс, кричал партнерам: «Я себя к футболу готовлю, а вы как хотите». Я почему-то это запомнил (улыбается). Роман Максимюк заиграл остро на фланге. Геннадия Поповича мы долго в порядок приводили: он вес набирал. Я сказал: «У нас стокилограммовых в команде не будет». Старались играть за счет быстрых флангов, с большим количеством передач, вертикально — как Юрий Морозов начинал в «Зените». Это уже был такой почерк.

— Панов отблагодарил вас в финале Кубка России 1999 года, забив два гола в ворота московского «Динамо». А потом еще и два в ворота сборной Франции, чемпиона мира, положил в Париже, играя за сборную.

— Да, это был его звездный час. Не знаю, почему он потом не смог играть так же успешно во Франции, куда уехал. Но мы его в «Зените» реанимировали, как и Поповича.

— По случаю победы «Зенита» в Кубке России праздник в городе был грандиозный.

— Кубок — это нечто. Я в своей жизни не видел такого. Там народ был такой живой на Невском! С 1944 года мы Кубок не выигрывали. И с победы в чемпионате России прошло 15 лет. Мы ехали на крышах генеральских машин. А вокруг нас — море людей, казалось, на улицы вышел весь Питер. Приехали на Дворцовую площадь. Она — полная! Мы кидали людям мячи, за них дрались.

— В нулевых вы пробовали тренировать разные команды, но, такое ощущение, вас «прибивало» обратно к «Зениту».

— Да, в 2000-м я закончил тренировать «Зенит», Юрий Андреевич Морозов команду принял, я стал его помощником. Мы встретились, выпили по 50. Я дал ему список, в котором не было половины из тех, кто играл за команду. Я уже привлек молодых: Аршавина, Игонина, Угарова, Малафеева,— видел в них перспективу. Морозов замахал руками: «С кем мы играть будем? Что ты?» Поначалу ему никто не нравился. Аршавин — ростик небольшой. Денисов — тяжеловатый был на бег. Быстров, наоборот, легкий — такое впечатление, его ветром шатало. Я пошел к Виталию Мутко, президенту клуба. Говорю: Андреич недоволен этими ребятами, мы их потеряем просто. «Пускай тренируются,— говорит,— я договорюсь с Морозовым». Все они остались в молодежном составе «Зенита», я продолжал с ними работать. Они очень скоро заиграли. Было видно, что они футболисты. И Властимил Петржела на них опирался, когда пришел в «Зенит», взял с командой серебро впервые в истории в 2003-м, а до этого, в 2001-м, Морозов выиграл бронзу. Конвейер в Питере работал.

— На вашем счету тоже бронза была, когда вы подхватили команду в роли главного тренера после ухода Дика Адвоката в 2009-м. Что тогда произошло? Голландскому тренеру, с которым были связаны громкие успехи, не купили игроков?

— Да, кого-то продали, кого-то не купили — я не вникал. Мне позвонили, потом была встреча с руководителями «Зенита» — Александром Дюковым, Максимом Митрофановым. Они говорят: «Мы вам доверяем, принимайте команду». Я говорю: «А можно три дня подумать?» На мне же дубль был, мы в тот год хорошо шли — выиграли потом чемпионство. Они так на меня смотрят: «Вы чего, обалдели? Вам первую команду предлагают, а вы тут еще думать собрались?»

— Вы и к третьему месту первую команду привели, и дубль «Зенита» в тот год золото выиграл. Разрывались?

— Да, контролировал вторую команду тоже, переживал за нее. Давал Коле (Николай Ларионов, чемпион СССР 1984 года в составе «Зенита», ассистент Давыдова.— «Ъ-СПб») планы тренировок, приходил на игры, с ребятами общался. Был очень внимателен к дублерам. А что касается первой команды, то меня представили игрокам на базе. Они сидели притихшие, понурые, какие-то уставшие. В обороне тогда ужасно играли, такие мячи пропускали! Все было плохо. Я после представления руководителям «Зенита» говорю: «Можно, я теперь с ребятами останусь?» Они вышли. Это было первое собрание. Я им просто сказал, по-русски: «Вы чего … маетесь? Вы все умеете играть в футбол, все можете. Давайте уже соберитесь, начнем набирать очки, иначе в Лигу чемпионов не попадем». А там иностранцев уже много было, компания довольно разношерстная.

И мы стали работать. Вылезли на третье место по итогам сезона, обыграв «Спартак» в последнем туре. Хотя во время первого матча, с «Амкаром» в Перми, мне хотелось сбежать с тренерской скамейки. За 15 минут мы пропустили два гола. Говорю Радимову, Воробьеву, своим помощникам: «Ладно, мужики, я пошел в раздевалку». Пошутил, конечно. Потом смотрю: команда завелась, разозлилась, заиграла, как может. Грохнули мы этот «Амкар» 4:2. Но момент был сложный.

До сих пор хочу взять в руки свисток

— И вот на этом тренерская карьера завершилась? Как вам предложили возглавить академию? Как к этому отнеслись — стать директором? И о чем думали тогда?

— Я, во-первых, уехал еще работать в Томск, где команда «Томь», потом вернулся. Предложили работать с молодежным составом «Зенита». Потом трудился в селекционном отделе клуба, ездил на турниры. А потом возглавил академию, да. Как раз после того, как ею руководили специалисты из Нидерландов. Они много чего сделали позитивного — организация тренировочного процесса была спланирована правильно, какие-то бумажные дела, методика была понятна, не просто тренировали: хочу так, хочу этак. Но мы увидели потом, что перекос пошел: ребята теряют «физику». Во главу угла ставилась техника, атака, а «физика», отбор, индивидуальные качества защитников были потеряны, это считалось второстепенным. Мы сейчас много чего изменили. Руководители «Зенита» огромные деньги в академию вложили, это все не должно работать вхолостую. И вообще любые наши пожелания выполняются. Сейчас строится второй манеж, без которого мы «задыхались», зимой тренироваться было негде. Все делается для улучшения развития наших детей.

— Какой сейчас бюджет у академии «Зенита?

— Я в финансы не влезаю. Знаю, что руководители клуба идут навстречу по всем нашим просьбам, делам, планам.

— Андрей Аршавин как-то сказал, что он не попал бы в «Зенит», если бы в нем было так много легионеров, как сейчас. С тех пор что-то изменилось? В «Зенит» из академии пробиться так же трудно?

— Кстати, с появлением в академии Аршавина здесь многое изменилось. Иногда нужны жесткие высказывания, чтобы что-то менять, двигаться вперед. У «Зенита» — всегда сверхзадача, и попасть в него трудно, да. За красивые глаза в первую команду не возьмут. Но мы предлагаем ребят в другие клубы — пусть они там «засвечиваются», заявляют о себе. Потом можем забрать их обратно в «Зенит». Но игрокам нужна практика, а ее можно получить, только выходя на поле в официальных матчах.

— Тренер Сергей Семак хотел бы видеть в «Зените» воспитанников академии? Он не против, как вам кажется?

— Я не знаю его мысли. Мне кажется, он не против — берет на сборы достаточно много молодых. Тренеры с ним работают. Дмитрий Васильев, воспитанник академии, пробился в этом сезоне в состав «Зенита». Жаль, сейчас травму получил.

— От чего вы получаете больше всего удовольствия в работе? Что вас радует в должности директора академии? Пусть она даже кабинетная.

— Я, конечно, скучаю по «полевой» работе как практик. Хочется взять в руки свисток, привык быть ближе к газону. Уже 70 будет 13 ноября. Получаю удовольствие от организации турниров, от просмотра мальчишек, от организации тренировочного процесса, от игр. Мы же всегда с коллегами на трибуне, все смотрим, оценивает, подсказываем ребятам. Им этот подсказ очень нужен. Тренеры тоже контролируют, конечно. Но иногда нужно взять за шиворот мальчишку, сказать: «Ты вот это неправильно делаешь». Нельзя не обращать внимания на ошибку игрока — если ее не убрать, он, может, и не заиграет. Так что передача опыта — тоже очень важно.

— Как думаете, будет в истории «Зенита» еще такой игрок, который проведет за него 456 матчей и выйдет на поле в 43 года?

— Дело не в рекордах. Я не просто играл — старался всего себя отдать на развитие клуба, чтобы он добивался результатов. В советское время успехов не так много у «Зенита» было. И мы, то поколение, посвящали себя служению клубу, старались быть нужными, востребованными в коллективе. Думали о том, как честно делать свою работу, приносить пользу, а не о регалиях.

— Последний вопрос, Анатолий Викторович. Мы живем в сложную эпоху, когда нас изолировали, отовсюду отстранили. Вы, как человек поживший, скажите: чем все это закончится? И когда? Мы вернемся в еврокубки или пойдем каким-то другим путем, как говорил молодой Владимир Ульянов?

— Я думал об этом, но не знаю, как все произойдет. Потому что весь мир сейчас в каком-то переломе, хаосе. Никогда такого не было. И самое обидное, что под санкции попал именно спорт. А этого быть не должно. Спорт — сфера неприкасаемая, ни при каких обстоятельствах. Мы сейчас находим каких-то новых друзей, устанавливаем новые контакты, как и в других областях жизни. Сотрудничаем с Ираном, Китаем, Бразилией. Но без России Европе, наверное, тоже скучно. Тем более что всегда так было: когда в нашей стране все в порядке, то и в мире спокойно. Уже проверено. Так будем ждать мира на земле и счастья всех людей.

Беседовал Кирилл Легков