выставка абстракция
В старом здании Музея личных коллекций на Волхонке открылась ретроспектива Энрико Кастеллани под названием "Вариации метода". АННА Ъ-ТОЛСТОВА с радостью убедилась в том, что на протяжении 50 лет метод знаменитого итальянского абстракциониста действительно не претерпел особых изменений, и с грустью — в том, что изменилось восприятие подобного искусства.
Технически метод Энрико Кастеллани заключается, собственно, вот в чем: выкрашенный одним (белым, синим, красным) цветом холст натягивается на основу с вбитыми в нее в некоей геометрической последовательности гвоздями, так что получается такая выпукло-вогнутая, с однообразным ритмом освещенных бугров и темных впадин картина-рельеф. Напоминает не то большую терку, не то модные в дизайне интерьеров 1970-х пластиковые рифленые панели. Произведения в технике "холст, масло, гвозди" называются "поверхностями". Первую такую "Черную поверхность" художник изготовил в 1959 году, последняя из показанных на выставке, "Белая", датирована 2003 годом, но присутствовавший на вернисаже автор, очевидно, продолжает работать в этом направлении и по сей день.
Правда, Энрико Кастеллани занимался и кое-чем другим. Начинал вообще с белесых полотен с набрызганной л-ля Джексон Поллок краской и влипшими в масло нитями. Делал "угловые картины" — монохромные диптихи, которые можно повесить исключительно в углу. Строил кинетические инсталляции с пафосными названиями вроде "Стены времени" (выстроенные рядком и тикающие на разные голоса метрономы) или "Оси равновесия" (алюминиевая труба, уложенная на весы). Занимался даже "инвайронментом", оформлением среды,— фотографии этаких дольменов из столбов и балок, вживленных в дом и сад старинной виллы где-то в Пистойе, тоже есть в экспозиции. Это высоколобое искусство создавалось в размышлениях о вечных категориях — пространстве, времени, свете, движении. И квинтэссенцией этих размышлений стали как раз монохромные "поверхности". Так и представляешь себе, как в думах о космосе и сверхзвуковых скоростях художник методично, изо дня в день забивает гвозди в подрамник. Между тем без этой фирменной продукции Энрико Кастеллани в 1960-1970-е трудно было представить себе сколько-нибудь приличную биеннале или "документу". Но сейчас человек, которому объясняют, что вот в таких скучных до одури "терках" и состоит бесценный вклад прославленного авангардиста в мировое искусство, должен, наверное, чувствовать себя обманутым.
Тут надо понимать, что за кастелланиевскими "поверхностями" стоит целая героическая эпоха итальянского искусства. В 1959 году Энрико Кастеллани вместе с теперь уже легендарным Пьеро Манцони открыл в Милане галерею "Азимут", куда приглашались одни лишь радикалы со всего мира. Из Нью-Йорка --поп-артисты Роберт Раушенберг и Джаспер Джонс, из Парижа — "новые реалисты" Ив Кляйн и Жан Тенгели, из Дюссельдорфа — группа "Зеро", Гюнтер Юкер, Хайнц Мак и Отто Пине. Из классиков — дадаист Курт Швиттерс и "спациалист", то есть, если по-русски, "пространственник" (от слова spazio — пространство) Лючио Фонтана. Всем было понятно, что если искусство "после Освенцима" и возможно, то в каких-то новых формах.
Перформанс, объект, ассамбляж — что угодно, только не картина, скомпрометировавшая себя верной службой нацизму, фашизму и сталинизму. Тем более что, когда вокруг Земли летает советский спутник, а человечество вот-вот переселится в соседнюю галактику, заниматься по старинке живописью как-то даже неприлично. Мир, распавшийся на элементы мельче атомного ядра, требовал другого художественного языка. Надо думать, итальянцам с их многовековой великой пластической традицией этот радикальный отказ от пластики давался труднее, чем кому бы то ни было. Пьеро Манцони вообще едва дотянул до тридцати, пойдя по пути превращения в произведение искусства самого себя: выставлял на продажу собственное дыхание в воздушных шарах, отпечатки пальцев и экскременты, запаянные в консервные банки. Лючио Фонтана с картиной расстаться не смог, но изранил ее с тем, чтобы в прорезях его одноцветных холстов зияли метафизические глубины. А Энрико Кастеллани, считающийся наряду с Фонтаной основоположником "спациализма", итальянской версии минимализма, выбрал самое легкое, поверхностное решение, попросту превратив картину в этакий элегантный и стильный объект, открытый любым истолкованиям.
Кто-то увидит в этих решетках бинарную структуру Вселенной, кто-то — удачную дизайнерскую находку не столько для обшивки салона космического корабля, сколько для украшения обыкновенной модной гостиной. То, что большинство работ на выставке происходит из частных коллекций, видимо, говорит в пользу последней интерпретации.