Как фотохудожника Барышникова совершенно не интересует балет. Часта буколика: вот "Сельская местность около Айва-сити" (1997), вот "Ферма в Парме" (2002). Композиции классические. Жанры разнообразны: натюрморты — продолжение традиций русского сезаннизма, пейзажи, полурепортажная съемка, портреты. Вот куда-то идут Иосиф Бродский с женой Марией, вот одна из последних фотографий Ричарда Аведона, сделанная за неделю до его смерти. Сначала Барышников позировал пожилому классику, а затем они поменялись ролями. Как бы на равных. В этом "как бы" заключена пропасть, которую "фотограф Барышников" — нет, не пересекает изящным жете, прыжком, а просто обходит. Он не пришел конкурировать, он снимает для себя. Теоретик фотоискусства покойная Сьюзан Зонтаг, с которой Барышников наверняка неоднократно выпивал в компании своего давнего друга Иосифа Бродского, писала, в частности, про демократизм фотографии: любой жми на кнопку — что-нибудь да получится. И очень часто — по теории вероятности — получится что-то хорошее. Тут важен вкус, навык выбрасывания лишнего, осторожность. Профессиональная критичность Барышникову несвойственна. Не связанный корпоративной этикой, он легко может позволить себе снимать и (главное) выставлять изображения "прелестных" детей (на фото "Франтиха", 1997 год) или Эйфелевой башни сквозь размытое дождем стекло. В фотошколах за такое, наверное, уже штрафуют. Но этому автору простительно.
Энрико Кастеллани в ГМИИ им. А. С. Пушкина
Несмотря на то что выставка Энрико Кастеллани названа "Изменения метода", никаких особых изменений метод одного из самых известных итальянских авангардистов с 1959 года, когда он сделал свою первую минималистскую работу, наколов крашенный черной краской холст на рельеф из гвоздей, так что получилась выпукло-вогнутая дырчатая поверхность, не претерпел. Ну, разве что спустя пару лет догадался еще делать картины-диптихи, напоминающие раскрытую книжку и предназначенные для того, чтобы вешать их в угол,— очень, кстати, оживляет интерьер. В Милане 1959-го это была очередная антибуржуазная революция в области эстетики: никаких земных красот, цветов, пейзажей, пышных голых дам — все сухо, строго, интеллектуально. Чистые категории — объем, свет, пространство, время, космос. Новый футуризм — человек вот-вот переселится на Марс, а то и куда подальше. Революцию Кастеллани делал вместе с Пьетро Манцони, имя которого теперь вообще стало нарицательным — "тот парень, что продавал свое дерьмо в консервных банках". Вместе с ним издавал журнал "Азимут", где печатал манифесты Лючию Фонтана, Ива Кляйна, Роберта Раушенберга и Джаспера Джонса, и открыл одноименную галерею, где выставлял первых кинетистов и ощетинившиеся гвоздями объекты Гюнтера Юккера. Без дырчатых монохромов Кастеллани в 1960-х не обходилась ни одна порядочная биеннале или документа. Если все эти заслуги не учитывать, будет трудно понять, чем же этот антибуржуазный футуризм все-таки отличается от дорогого и стильного буржуазного дизайна (на фото "Без названия", 1958 год).