театр
21 ноября спектаклем "Суф(ф)ле", сыгранным на сцене Театра им. Леси Украинки, завершил свои гастроли в Киеве Московский театр на Таганке. Перемешав в одном спектакле фрагменты из Кафки, Ницше, Беккета и Джойса, Юрий Любимов не нашел рецепт исторической гармонии, зато ответил на вызов современности.
Трехнедельные гастроли "Таганки" в Киеве начались со спектакля-ветерана этого театра, легендарного "Доброго человека из Сезуана", и завершились премьерой последнего сезона (постановкой "Суф(ф)ле" в апреле нынешнего года театр Юрия Любимова отметил свой 43-й день рождения). По прошествии трех недель очевидно, что сверхзадачей гастролей был разговор об истории. Точнее — о том, что делать театру, когда его зрители толпой выходят с галерки на майданы.
По стилистике "Суф(ф)ле", конечно, задумывалось как продолжение двух предыдущих постановок Любимова — спектакля об обэриутах "Идите и остановите прогресс" и вариаций из жизни литературного бомонда блоковской эпохи "До и после". Назвать любую из этих постановок спектаклем можно весьма условно: все три части мини-цикла скорее напоминают литературно-музыкальные композиции, особенно популярные во времена перестройки.
Что-то неуловимо восьмидесятническое есть и в любимовском "Суф(ф)ле", по меньшей мере, зачин и концовка сценария явно выдержаны в стилистике кавээновских приветствий. Имеется даже обязательный реверанс в адрес гуру-Маслякова (его место на сцене занимают портреты Ницше и Беккета, по мотивам которых сделан спектакль). Словом, рецепт эксклюзивного "таганского" суфле незамысловат: тексты полуторавековой давности плюс приправы из разных десятилетий — и блюдо вполне готово к употреблению как минимум на ближайшие четверть века.
О том, как примирить эстетически столь не схожие пласты, авторы постановки, судя по всему, не очень задумывались. Проблема примирения волновала их совсем в ином ключе — как выпустить сегодняшнего эгоцентрика за пределы его собственных скобок, вернее, какой рецепт нового рагу стоит изобрести театру, чтобы подсказать следующим поколениям более совершенные формы объединения. Найти в спектакле одну лишь тему унижения человека государством (благо, и "Процесс" Кафки, и "Мэлон умирает" Беккета дают к тому основания) — значит, существенно обеднить режиссерскую идею. Если бы Любимов хотел сделать спектакль об этом, наверняка он просто поставил бы "Процесс". Дело не в том, что человека-букву вычеркивают из жизни (в французском языке, напоминает программка, существительное souffle твердо держится за свои два "ф"). Гораздо труднее шести буквам ужиться в одном слове, заставить его звучать и не чувствовать себя при этом близнецами-дублерами.
Спектакль Юрия Любимова о том, как непросто притираются друг к другу буквы, тексты и люди. О том, какой ценой даются смысловые спайки даже между такими близкими литературными родственниками, как Ницше, Кафка, Беккет и Джойс. Еще немножко о том, что театр как одна из самых совершенных форм человеческой общности свой рецепт гармонии давно нашел: в "Суф(ф)ле" нет главных и второстепенных героев и даже фамилии актеров даны в афише просто в алфавитном порядке.
В 60-е годы долгом "Таганки" было спеть знаменитый зонг из "Доброго человека" — "Шагают бараны в ряд, бьют барабаны, кожу для них дают сами бараны". Спустя сорок лет бараньих стад, готовых отдать свою кожу за любую идею, по-прежнему слишком много, а идей, способных сплотить индивидуальности в поколения, группы и школы, кажется, почти нет. Так что собственную историческую чуткость сегодняшняя "Таганка", занятая поиском аналогий естественных, не спровоцированных государством форм объединения, еще раз подтвердила.
А скандальные гастроли с невыплаченным гонораром и полупустыми залами, видно, все-таки удались. Если совсем точно: гастроли провалились, зато сверхзадача — удалась.