Вчера президент России Владимир Путин прилетел в Японию, где ему приготовили не просто теплый, а даже очень горячий прием. Пикетчики, разъезжавшие вчера на автомобилях по всему городу, требовали, чтобы он отдал им не принадлежащие ему острова. Впрочем, специальный корреспондент Ъ АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ обратил внимание на то, что у господина Путина наготове был ответ — и вчера же он его успел предъявить.
Гостиницы, где живут президент России и журналисты,— через дорогу. Именно здесь, на этой дороге, сосредоточились пикеты японцев, дождавшихся приезда Владимира Путина, чтобы высказать ему все, что накипело у них в душах за время его отсутствия в Японии (последний раз господин Путин был здесь почти пять лет назад — на Окинаве.—А. К.).
— Иван, домой! — слышал я на очень плохом русском из мегафонов автобусов, бороздящих дороги, ведущие к отелю, где живет Владимир Путин.
Президент мог при желании предположить, что они имеют в виду конкретного Ивана из российской делегации. В составе делегации наверняка обнаружился какой-нибудь подходящий многострадальный Иван — специально для этого случая. Но следующая фраза из мегафона подчеркивала, что Иван — это собирательный образ:
— А ну, Путин, так-то и так-то (хорошо знающие японский язык люди краснели, слыша эту отборную площадную японскую брань.—А. К.), давай, отдавай острова!
С особым энтузиазмом из мегафона скандировали не чужое для Владимира Путина:— КГБ! КГБ!
И вряд ли пикетчики хотели доставить этим президенту России удовольствие.
Пикетчики, по их словам, представляли правые партии. В нескольких местах они вышли из зарешеченных микроавтобусов и теперь стояли перед кордоном полицейских, делая вид, что им стоит огромных моральных и психологических усилий не нарушать общественный порядок. Полицейские тоже делали вид, что из последних сил сдерживают себя, чтобы не начать работы по соблюдению этого порядка. В руках полицейские держали странные длинные щупы, которыми водили у самых, казалось, носов пикетчиков. Выяснилось — полицейские замеряли уровень шума, производимого протестующими. Как только шум превышал официально разрешенное количество децибел — все, можно было хватать самых громкоговорящих. Так, полицейские погнались за юношей, выкрикнувшим им прямо в лицо все, что он думает о российском лидере,— и мгновенно настигли его, но не притронулись к нему, а окружили, взмахнули дубинками и так и застыли, как будто кто-то нажал кнопку "пауза" в компьютерной игре "Догони хулигана!". Я понял: для того чтобы они могли продолжить, он должен еще что-то крикнуть. Но он подавленно молчал. Они в результате отступили — под натиском закона.
В это же время один микроавтобус, казалось, решил прорвать оцепление. Он разогнался и помчался прямо на полицейских. Они стояли не шелохнувшись. Я залюбовался стройностью и мужественностью их рядов, в которых через мгновение должна была появиться большая и невосполнимая брешь — но автобус затормозил в сантиметрах от оцепления. Нет, это было, если разобраться, неинтересно: одни делали вид, что нарушают закон, а другие — что соблюдают.
Владимир Путин всего этого не видел и не слышал: он в это время ехал по направлению к небоскребу Роппонги-хиллз, со смотровой площадки которого жители Токио и гости столицы любят наслаждаться панорамой мегаполиса. Но теперь у них появилось более достойное занятие. Здесь, на 52-м этаже, открылась выставка художника Сергея Андрияки. Фамилия никого не должна вводить в заблуждение. Сергей Андрияка не японский, а русский художник и к Японии до некоторого времени не имел никакого отношения, кроме того, что в свое время изобразил на холсте одну японскую вазу. Теперь Сергей Андрияка ждал приезда Владимира Путина и нервно рассказывал журналистам про себя и свое творчество.
— Что любят японцы? — переспрашивал он.— Природу, цветы... ну, это же японцы, вы понимаете... Сумел найти подходящие работы... привез... показываю...
— А зачем? — хотел я спросить, но не стал обижать художника. Впрочем, Сергей Андрияка вряд ли может пожаловаться на судьбу. Ведь его работы нравятся мэру Москвы Юрию Лужкову, сопредседателю совета мудрецов России и Японии. После того как я узнал об этом, можно было не спрашивать у Сергея Андрияки, как его работы попали на 52-й этаж японского небоскреба. Но я спросил.
— Как? — переспросил художник.— Это длинная история...По этой причине рассказывать ее он не стал.
— Коллеги вам обзавидуются после сегодняшнего вечера,— заговорщицки шепнул я художнику, когда схлынула первая волна журналистов.— Путина увидите.
— Что ж,— шепнул и мне художник, холодно улыбнувшись самыми уголками губ,— у меня судьба такая. Мне не привыкать.
Тут к художнику подошел мэр Москвы. Они обнялись с таким апокалиптическим видом, словно встретились вдруг на Ноевом ковчеге — а ведь и не рассчитывали уже. Мэр Москвы осмотрел выставку. Он делал это не спеша.
— Вот розы, видите,— негромко говорил Сергей Андрияка Юрию Лужкову, показывая на картину.— Это мне директор нашей школы акварели подарил. Я думаю: напишу-ка я их, а то ведь завянут. Школа наша, кстати, процветает! Пора бы и вам прийти, взять кисть в руки...
— Да что вы! — даже отшатнулся от художника Юрий Лужков.— Кисть?! Я лучше вам что-нибудь построю! Это, знаете, анекдот есть.
И он начал рассказывать историю про боксера, который выиграл все бои, а когда его попросили рассказать, как он добился такого успеха, то боксер начал мучиться, а потом ответил: "Давайте лучше я еще кого-нибудь побью!"
Изложение этого анекдота заняло у Юрия Лужкова минут пять. Японцы пытались прервать его любезным напоминанием о том, что его ожидает японский коллега мудрец Иосиро Мори.
— Да сейчас, иду уже,— отмахивался Юрий Лужков.— И вот, значит, боксер отвечает: "Я так размахнулся и думаю — куда же ударить-то?.."
По дороге Юрий Лужков дважды отказался отвечать о том, что он лично думает о проблеме спорных островов. Он отвечал, что по этому поводу выскажется президент, а он раньше его не произнесет ни слова, хотя собственное мнение у него есть, и еще какое. А в том, чтобы ничего не произнести раньше Владимира Путина, и проявляется, по мнению Юрия Лужкова, его высшая мудрость.
Когда мэр Москвы выходил с выставки, я все-таки тоже спросил его, что он думает, надо отдавать острова или нет.
— Президент вам все скажет,— в очередной раз мудро ответил Юрий Лужков.— Но вы-то, Юрий Михайлович, разве до сих пор в чем-то не уверены? — переспросил я.
— Я во всем уверен,— с некоторой угрозой медленно произнес мэр Москвы, осмысливая, видимо, на ходу, что кто-то его и правда может подозревать в том, будто он в чем-то может быть не уверен.
— Тогда вы все-таки скажите: надо отдавать острова или нет?— Конечно, нет! — в сердцах тогда выкрикнул Юрий Лужков.
На какое-то время российско-японская мудрость отказала ему, но потом быстро вернулась, и он еще раз эпически обнялся с Сергеем Андриякой и все-таки двинулся по направлению к Иосиро Мори.
Но поговорить они толком не успели. На выставку приехал Владимир Путин. Он внимательно осматривал предложенные ему на выбор картины, пока не дошел до нескольких журналистов — тоже на выбор.
— О, привет, ребята... — с некоторым недоумением произнес он, словно не ожидал увидеть корреспондентов в опасной близости от прекрасного.— А я еще не всю выставку осмотрел.
Сделав это короткое заявление для прессы, господин Путин вернулся к нам минут через десять. Его уже ждали два приветливых вопроса — "Как вам выставка?" и "Ваши впечатления от поездки в Корею?". Господин Путин ответил между тем на третий вопрос — тот самый, который я задавал Юрию Лужкову и с краеугольным ответом на который мэр Москвы, вполне могло так случиться, все-таки поторопился.
Ответ остался незамеченным широкой общественностью, а ведь он прозвучал — и в самом начале визита.
— Мне бы хотелось,— произнес господин Путин,— чтобы в ближайшие годы мы смогли установить такие отношения, которые были заложены буквально в последние несколько лет, которые нам дают надежду на то, что мы можем, выстраивая отношения дружбы и внимания и уважения друг к другу, уважения к своей традиции и истории, решить все вопросы, которые мы до сих пор считаем нерешенными, и на базе этих вопросов будем развивать отношения дальше.
Господин Путин дал, таким образом, понять, что в ближайшее время, тем более в ходе этого визита, судьба островов ни в коем случае решена не будет. Это дело по крайней мере ближайших лет, и то японцам надо постараться, чтобы установить с Россией такие отношения, которые давали бы им надежду... То есть сказал то же самое, что Юрий Лужков, примерно с таким же красноречием, с каким мэр Москвы рассказывал анекдот про боксера.
Владимир Путин пошел дальше встречаться с членами Общества российско-японской дружбы (прямыми, надо полагать, конкурентами мудрецам), а здесь же, на 52-м этаже, его уже ждал знаменитый японский дзюдоист Есихиро Ямасита — чемпион мира и Олимпийских игр — президент России встретился с ним через полчаса и обнялся, как обнимаются только мастера своего дела. Ямасита-сан держался уверенно. Он что-то размеренно говорил и на корню пресекал попытки Владимира Путина вставить хоть слово. Было видно, впрочем, что беседа и в таком режиме доставляет огромное удовольствие президенту России. Дзюдоист рассказывал ему, что хочет написать книгу о борьбе и приглашает Владимира Путина выступить в ней соавтором. Я понимал, что идея коммерческого успеха не чужда Ямасита-сан. Рассказ о будущей книге занял у него все отведенное для встречи время, и было видно — он только начал. Но пора было заканчивать. На прощание знаменитый борец преподнес президенту России длинный, метра в два с половиной, свиток (шириной примерно в метр), на котором были изображены несколько иероглифов. Он объяснил, что эти иероглифы написал ему, Ямасита-сан, его мастер собственной рукой. Знаменитый дзюдоист сказал, что означают эти иероглифы — но очень тихо. Еще тише это повторил по-русски переводчик.
Владимир Путин был очень взволнован и растроган. Сначала он хотел было пошутить в ответ и сказал:
— Ямасита-сан, зачем вы обокрали музей?По крайнему смущению переводчика я понял, что он ни за что не будет переводить эти слова, чтобы не обидеть великого спортсмена. Тогда Владимир Путин добавил, что это очень дорогой подарок, а "изображенный на плакате лозунг — важнейший образец для демонстрации уважения между людьми и народами наших стран".
Я спросил одного япониста, внимательно всматривавшегося в плакат, что же там все-таки написано.
Оказалось, если переводить дословно, написано следующее: "Твоя моя совместно цветет!"