премия литература
Премия "Букер — Открытая Россия" вышла на финишную прямую. Из 22 соискателей отобраны 6 финалистов. Впервые в истории премии в список включены сразу два текста одного автора: Роман Солнцев представлен романами "Золотое дно" и "Минус Лавриков". В финал также вышли Денис Гуцко ("Без пути-следа"), Борис Евсеев ("Романчик"), Олег Ермаков ("Холст"), Анатолий Найман ("Каблуков") и Елена Чижова ("Преступница"). Имя лауреата станет известно вечером 1 декабря. В ожидании решения жюри, состоящего из Василия Аксенова, Николая Кононова, Евгения Ермолина, Аллы Марченко и Владимира Спивакова, Ъ рецензирует букеровских финалистов. Первую книгу из шорт-листа — роман Олега Ермакова "Холст" прочитала ЕЛЕНА Ъ-РУБИНШТЕЙН.
Судя по официальной биографии Олега Ермакова, это человек трудной судьбы. Прошел Афган, работал лесником в Баргузинском, Алтайском и Байкальском заповедниках, сторожем и даже сотрудником Гидрометцентра. Послужной список практически диссидентский, разве что слегка сдвинутый хронологически: родился Олег Ермаков только в 1961-м, а последнюю экзотическую должность он занимал в уже глубоко перестроечные годы. И вот обладатель такой почти классической биографии достойного человека написал роман о духовных исканиях достойного человека. Так что неудивительно, что заинтересованный читатель, ознакомившийся даже только с этой краткой биографией, увидит в судьбе героя романа Олега Ермакова "Холст", вошедшего в шорт-лист "Букера", переклички с траекторией жизни автора.
Герой романа — молодой, только что демобилизовавшийся художник Геннадий Охлопков возвращается в свой родной город Глинск (похожий на любой старый российский провинциальный городок, а не только на Смоленск, где родился писатель Ермаков), устраивается сторожем в кинотеатр и начинает искать свое место во вселенной. Рисовать он уже не может: попав в армию, юноша стал художником при штабе, и теперь его тошнит от запаха красок, а вид ватмана и заостренного карандаша вызывает судорогу в пальцах, "как у восьмидесятилетнего Ренуара". В общем, рисовать не рисует, а зато все время думает. Думает об искусстве. То есть не об искусстве как таковом, о его смысле и философии, а о разных художниках, о том, что и как они рисовали. Что у них получалось, а что не очень. То есть о философии он тоже, конечно, думает и даже представляет на суд изумленного читателя "краткую историю пространства" от античности до Эйнштейна через Возрождение и Ньютона, но о художниках он размышляет гораздо больше. И чем больше накапливается на страницах романа этих мыслей и рассуждений, тем чаще посещает читателя подозрение: брошенная Охлопковым живопись не то чтобы прямо-таки осиротела. Ведь если бы он создавал картины, похожие на свои о них мысли, они были бы очень скучными.
Например, портреты Модильяни ему нравятся: "Они странные. Он изображал не людей, а их одиночество... Пространство его картин абстрактно, по существу, его нет, точнее, оно в лицах, в глазах без зрачков и белков. Одинокие существа, томящиеся здесь. Вытянутые шеи женщин подчеркивают их инаковость". А вот Энди Уорхол не нравится. Он рисовал "всякую муру: туфельки, доллары, сибирского тигра — как будто еще один дензнак... Да он не художник, так, ловкий комбинатор". А все восторги по поводу этого "бульонщика" происходят по причине того, что "такое время, дружище. Время шутих".
Вот такие рассуждения об искусстве, неторопливо раскрывающие образ главного героя как борца за все хорошее против всего плохого, и составляют первую часть длинного романа Олега Ермакова. Еще герой разговаривает со своими друзьями о литературе ("Достоевский — писатель ада антропоцентризма") и о музыке (соло на ударных в "Моби Дике" "Лед Зеппелин" — смелое решение). Но не подумайте, никакого постмодернистского нэймдропинга, просто круг интересов молодого культурного человека.
Во второй половине роман набирает обороты: в жизнь героя входит сначала любовь, а потом дорога. Дорога заканчивается в Алтайском заповеднике.
Роман свой Олег Ермаков написал честно. Можно даже сказать, что на сегодняшний день в отечественной литературе не так уж много таких честных произведений — не в смысле искренности (правда, и ее в "Холсте" хоть отбавляй), а в смысле честного подхода к писательскому делу. Употреблено много слов, высказано, повторимся, много соображений, действует ряд персонажей, происходит ряд событий. И чрезмерной для многих читателей длиной роман обязан не графомании автора, а чрезмерной старательности. В смысле раз договорились обсудить это и это, рассказать об этом и этом — значит, будем эту договоренность соблюдать. Так что понять букеровское жюри, отдавшее "Холсту" место в шорт-листе, можно — подобная старательность заслуживает награды хотя бы из чисто человеческих соображений.
Нельзя исключать и того, что члены жюри впечатлились богатым опытом автора, который как зримо (работа ночным сторожем, побег на Алтай), так и незримо (оставшаяся за рамками повествования, но давящая на героя служба в армии) присутствует в романе. Но с этим жизненным опытом есть проблема — при всей его наполненности и даже героичности он весь и эмоционально, и ситуационно направлен в прошлое. Так думали, страдали, любили, разговаривали и действовали, когда автору "Холста" и его герою было немногим больше десяти. Сегодня же рассказ об этих страданиях и разговорах и действиях, не приправленный при этом и каплей условности, кажется, да, трогательным, но, нет, неинтересным. И уж точно слишком длинным.