премьера театр
Репертуар Маяковки в последнее время пестрит легкими комедиями с песнями и танцами, всевозможными "фантазиями по мотивам" и совсем проходными постановками, которые театральные критики дипломатично оставляют без внимания. Но раз в сезон Сергей Арцибашев непременно выпускает один мощный спектакль по русской классике, в котором задействована вся тяжелая артиллерия театра, то есть все звезды труппы. Первым таким "блокбастером" была гоголевская "Женитьба", вторым — "Карамазовы", третьим стали "Мертвые души".
Премьера была обставлена как событие государственного масштаба. Поздравить Сергея Арцибашева приехали не только Михаил Швыдкой, театровед по образованию, но и чиновники, ранее в любви к сценическому искусству не замеченные. На поклонах к артистам выстроилась такая очередь, что зрители уже устали хлопать, а букеты все прибывали и прибывали. В общем, складывалось впечатление, что мы присутствуем чуть ли не на премьере века. И в самом деле "Мертвые души" — какой-то Колосс Родосский. В спектакле занято полсотни артистов, музыка и песни заказаны Владимиру Дашкевичу и Юлию Киму, над хореографией первого и второго актов работали два разных постановщика, и для каждого акта сшиты два отдельных комплекта костюмов.
Но главный козырь постановки — это, безусловно, декорации Александра Орлова. Художник придумал для спектакля огромный, во всю сцену, вращающийся барабан, начиненный всевозможными сюрпризами. Гоголевские персонажи как черти из табакерки выскакивают не только из его многочисленных дверей и окошек, но и прямо из стен. Барабан имеет такую хитрую плетеную поверхность, что сквозь нее свободно проникают руки, головы, появляются и исчезают предметы, а иногда и люди. Режиссер использует эту чудо-игрушку изобретательно и остроумно: вот, например, появляются растопыренные пятерни безликих чиновников, каждую из которых нужно умаслить, чтобы "пошла писать губерния", а торчащие из черного вращающегося круга подсвеченные фонариками лица артистов, поющих что-то про горькую судьбу, похожи на огоньки деревень, мимо которых проезжает в своей бричке Чичиков.
Все это наполняет спектакль атмосферой гоголевского фантастического морока, в которой шаржированные фигуры помещиков, выглядевшие бы фальшиво и карикатурно в реалистической постановке, смотрятся вполне естественно. Светлана Немоляева в роли Коробочки и Александр Лазарев в роли Ноздрева тут отрываются по полной, пуская в ход весь свой арсенал комических приемов и ужимок. Но наибольший восторг публики вызывает Игорь Костолевский в образе Плюшкина. Загримированный до неузнаваемости, обвешанный каким-то тряпьем, сгорбленный и шамкающий беззубым ртом, он обращается к остолбеневшему Чичикову: "А вы что, гусара ожидали увидеть?" Не знаю, откуда автор инсценировки Владимир Малягин взял эту фразу (в книге ее нет), но в устах вечного героя-любовника, превращенного в эдакое страшилище, она звучит очень к месту.
Впрочем, Игорю Костолевскому еще придется надеть погоны — во втором акте, где он играет сиятельного князя из второго тома "Мертвых душ". Позабавив зрителей сценами-аттракционами в первом, комическом акте, в котором даже знаменитые слова о птице-тройке пародийно снижены и переданы фигляру Ноздреву, после антракта Сергей Арцибашев как обухом по голове огорошил зал почти трагическим пафосом. Второй, черно-белый акт решен в совсем ином, мистическом и меланхоличном ключе. Правда, здесь случаются переборы. Когда Чичиков соглашается на очередную аферу и пожимает руку мошеннику-юрисконсульту, раздается такой гром, будто он совершил сделку с дьяволом. А будучи разоблаченным, он оказывается в когтях гигантского позолоченного двуглавого орла — символа жестоко карающей государственной машины.
Не меняется от акта к акту только сам Чичиков. С самого начала герой Сергея Арцибашева выглядит не мошенником и проходимцем, а бедным и слабым несчастливым человеком, пускающимся во все свои авантюры исключительно ради светлого идеала — красавицы-жены и кучи ребятишек, которые то и дело проплывают перед ним прекрасным видением. Так что его финальное раскаяние вполне понятно и предсказуемо. И это не к нему обращает князь свою пламенную речь, в которой призывает всех вспомнить о долге и восстать против неправды. Игорь Костолевский, сбросив с плеч богатый мундир, в белой рубашке, словно оратор на митинге, бросает гоголевские слова о теневом правительстве и всеобщей коррупции прямо в зал, как это делали в былые времена на "Таганке". Неожиданный всплеск гражданского патриотизма никак не вяжется со всем тем, что происходило тут прежде. Эта сцена совсем из другого, публицистического, театра кажется вставным номером, своеобразным спектаклем в спектакле. Но именно ради нее, кажется, все и затевалось.