Тень от сгоревшего дома

Дмитрий Крымов поставил в литовской Клайпеде спектакль «Фрагмент» — вариацию не темы третьего акта чеховских «Трех сестер». В рамках фестиваля Sirenos, в этом году отмечающего свое 20-летие, спектакль посмотрела Алла Шендерова.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

В «Фрагменте» есть момент, когда за несколько секунд рабочие сцены разбирают целый подъезд — то, что казалось незыблемым, исчезает быстро и бесшумно. Секунда пустоты — и из глубины сцены на зал едет огромная, обветшалая комната с нависшей люстрой. Размер и скорость, с которой она приближается, как бы вырастая на глазах, несут угрозу. Так бывает в памяти. Возникает какая-то картинка, и ты не сразу вспоминаешь, что это и откуда, но она не уходит, пока не вытеснит из сознания все остальное. И вот уже не получается ни о чем думать, кроме нее.

Потерю родного дома все ощущают по-разному, кто-то сначала не чувствует вовсе. Просто мелькает в памяти картинка. Со временем она становится четче, крупнее — так прошлое начинает теснить настоящее. Тоска по ветшающему на глазах или давно не существующему дому — одна из главных тем Чехова. Чеховеды знают, как прочно это связано с жизнью самого писателя, и даже говорят, что его пьесы — «для тех, кто уже что-то потерял».

Крымовский «Фрагмент» отсылает к конкретной сцене «Трех сестер» — пожару в третьем акте. Но это не тот самый пожар, скорее его отблеск: это сиквел чеховской пьесы, действие которой продолжено в наше время.

Сцену занимает старый подъезд в стиле «модерн», в центре — старинный лифт. В домах — домовые, в лифтах — лифтовые. Маленький старичок, обитающий в кабинке лифта, станет заметен лишь однажды, но это лишь докажет, что и лифт, и подъезд живут своей жизнью. Сверху слышится скок и стук мяча — это сбегает вниз девушка в кедах (может, Ирина?). Из боковой квартиры выходит старик с псом под мышкой. Пока он медленно тянется к кнопке лифта, лифт решает ехать вниз: видимо, мячик выгулян, и девушка нажала кнопку. Так повторяется раз за разом. Слов в этой части нет, движения выверены до секунд, так что это почти балет в стиле, скажем, Мэтью Боурна, обожающего старые дома, роскошные викторианские гостиные и мускулистые балетные тела.

В драмбалете Крымова обстановка ветхая, а тела скрыты мешковатой одеждой. Есть и еще нечто, что сразу не определить: пока герои бегают вверх-вниз, пространство наполняется гудением. Что это — встревоженный предчувствием дух дома? Или сама приближающаяся беда?

«У нас незадолго до смерти отца гудело в трубе. Вот точно так»,— говорит в «Трех сестрах» Маша. Герои «Фрагмента» гудения не слышат. Вот только невзрачная девушка с авоськами вдруг начинает принюхиваться — соседка так и застает ее — на четвереньках, водящую носом под чужой дверью. Но едва девушка, смутившись, скроется за дверью собственной, как рабочие сцены разберут подъезд на части. Был — и нету.

Давно отметившие столетие и не признающие границ пьесы Чехова сами выбирают, где и в ком воплощаться. Дух гостиной в доме сестер Прозоровых явно вселился в декорацию, сделанную сценографом Ириной Комиссаровой и ее ассистенткой Анной Титовой-Тубаш. Девушка с авоськами — явно Ольга. Только теперь она учительница танцев и зовут ее Саманта (точнее, Саманта Пинайтите, герои спектакля названы именами актеров). Она снимает некрасивые туфли, шерстяные носки, заводит патефон. И вдруг оказывается, что в комнате, где для нее и места нет из-за старых торшеров и громоздкой мебели, царит балерина. Но танцует она, все еще принюхиваясь. И, конечно, дым и красноватые отблески скоро ворвутся в комнату.

Саманта с криком помчится к соседям. И начнет кидать им ворох вещей — то ли, чтоб несли погорельцам, то ли стремясь вынести все из горящего дома. Апофеозом становится эпизод, в котором почти обнаженная, покрытая сажей Саманта виснет на люстре, пытаясь содрать ее и вынести,— комнату застилает дым, и рабочие сцены тщетно пытаются поймать ее и увести.

В третьей части потрясенные пожаром герои заговорят. Как обычно у Крымова — корявым, сегодняшним языком, но, конечно, не просто так.

Наглотавшаяся дыма Саманта будет захлебываться кашлем, а нарядная дама, словно не замечая этого, станет вести с публикой беседу о том, что надо помогать беженцам и погорельцам. Это Наташа из «Трех сестер», но зовут ее тут иначе. Актер Дариус Мешкаускас, взваливший Саманту на руки и выкликающий в зале врача, потому что сам забыл, как лечить,— явно Чебутыкин. В итоге средство для лечения выберут оригинальное — завесят дверь листом бумаги и покажут Саманте ее любимый фильм — «Набережную туманов» с Жаном Габеном и Мишель Морган. И много чего еще случится. И может быть, эта третья часть, полная типично крымовского кэмпа, покажется слишком многословной. Впрочем, может, дело в том, что играют по-литовски.

И тут уж ничего не поделаешь. Крымов теперь странствует по чужим домам. И вот в тихой Клайпеде, в очень красивом театре, появился спектакль, в котором тени от пожара, происходящего, может, за 1000 километров от города, проступают так четко, что зрители даже как будто чувствуют едкий дым.