Начиналось-то все слишком хорошо. Я весь день провел с детьми. Их мать уехала учиться тайнам психологии. По основной специальности она психолог и говорит, что специализируется на работе с детьми. Я полностью не исключаю, что это так и есть. Просто у меня не было случая в этом убедиться. Я знаю только, что время от времени она уезжает на какие-то семинары и пропадает на них всю неделю. Ночевать она, впрочем, всегда возвращается домой, так что можно при желании считать, что ничего страшного не происходит.
Впрочем, как сказать. Семинар, на который она уехала в это субботнее утро, назывался как раз что-то вроде "Детские фобии и как с ними бороться". Алена говорила, что где-то на окраине города она с коллегами изучает детские страхи и что можно только представить себе, как это в дальнейшем облегчит нам жизнь и превратит общение с нашими собственными детьми в подлинное, ни с чем не сравнимое наслаждение.
Пока что этот семинар только осложнял мне жизнь. Целый день одному с этими детьми — это как-то слишком. У меня самого были некоторые фобии по этому поводу. Я с самого начала готовился к худшему. И правильно. Я не представлял, что, пока Алена будет изучать детские страхи в теории, мне придется бороться с ними на практике.
Сначала мы сидели в "Боско-баре" с видом на Красную площадь, давились соками. Ване очень нравится смотреть из огромных, безразмерных окон этого бара на жизнь Красной площади. Мне тоже. (Это отдельный, очень длинный разговор. Не сейчас.) Мы давились соками, потому что каждый из нас выпил уже по два стакана и допивал третий, а надо было просидеть в баре еще полчаса до встречи с приятелями и их детьми. Мы ничего не заказывали, кроме соков, потому что так решил Ваня.
— Что ты будешь есть? — спросил я его.
— Я ничего не буду. Я экономить буду,— ответил он.
От кота Матроскина, с которого взял пример Ваня, была, конечно, определенная практическая польза. Маша сразу тоже решила экономить, ну а меня и уговаривать не стоило.
Потом Маша решила запеть. Вокруг нас сидели люди. Среди них Маша выбрала жертву. Она в упор с вызовом смотрела на эту ухоженную девушку и пела: "У березки нашей платье золотое, платье золотое, вот оно какое..."
Голос ее становился все звонче и звонче, и смотрела она на девушку все пристальней и пристальней. Было понятно: Маша требует, чтобы девушка подпевала ей. Девушка в конце концов начала беспокойно оглядываться по сторонам, словно ища поддержки. Но люди вокруг, по-моему, смотрели на нее так же, как Маша. Даже тени сочувствия не было в их взорах. Они, конечно, вели себя как дети. В их глазах я уловил ту же беспощадность, с какой все дети объединяются против одной хнычущей девочки или во всем сомневающегося мальчика. С поразительной готовностью они это делают. Каждый из них просто думает, что надо скорей это делать вместе со всеми, пока все не объединились против него лично.
Не дождавшись помощи от ближних, девушка стала смотреть на меня. В глазах ее была мольба о пощаде. Она, наверное, просто не знала эту песню.
Я пожал плечами.
Тогда она попросила счет.
Ну ладно. Один бой мы в это утро уже выиграли. У нас на одну фобию (боязнь солировать за столом при большом стечении публики) стало меньше, у девушки — на одну больше. Пора было к приятелям. В кинотеатре "Атриум" мы намерены были посмотреть кинофильм "Уоллес и Громит: проклятие кролика-оборотня".
Дети мои обожают кроликов. В бар "Джек Рэббит Слимз" они приходят для того, чтобы поздороваться за руку с картонным Джеком на входе. Вот вы заходите в этот бар и, уверен я абсолютно, даже не замечаете этого картонного кривляку, как не замечаю его я. А для Маши и Вани встреча с ним каждый раз — событие дня, а то и недели.
И вот отец предложил им встречу, можно сказать, с живым кроликом. То есть, как выяснилось, безо всяких оговорок живым. (Я сам через две минуты после начала фильма уже не думал, что мы смотрим мультик.) И не с одним, а с тучей кроликов. Десятки кроликов, сотни кроликов, тысяча кроликов. Кролик-охотник. Кролик-вампир. Крольчиха-старая дева (очень хочет замуж). Кролик--жених-злодей. Кролик--влюбленный тупой дурак.
— Папа, мне очень страшно,— прошептала Маша.
Мы с ней сидели по разные стороны от Вани.
Я понял: это фобия.
— Ваня сидит и не боится,— громко прошептал я.
Ваня кивнул.
— Папа, Ваня не боится, потому что держит тебя за руку,— с укором сказала Маша.
Я удивился, как она могла разглядеть в темноте его руку, впившуюся в мою. Я уверен, если бы в этот момент включить в зале свет, я бы увидел, что кончики Ваниных пальцев синие.
Фобию мы преодолели механическим усилием: я посадил Машу к себе на колени.
Больше часа полный зал детей и взрослых визжал и стонал вместе с кроликами. Мультик закончился, друзья наши давно вышли из зала, а Маша с Ваней сидели и смотрели титры.
— Может, пора? — спросил я.
— Нет, папа,— сказала Маша.— У меня пока ноги не ходят от страха.
— Ваня, а ты что сидишь? — поинтересовался я.
— Сейчас еще один мультик будет,— уверенно сказал он.
Мне стоило больших трудов разубедить его в том, что мы смотрим не запись на DVD.
В этот субботний день кинотеатр и торговый центр были переполнены. Мы с трудом нашли место в кафе на первом этаже. Мне казалось, дети очень хотят есть. Ведь у них крошки во рту не было с самого утра. Но им так не казалось.
Дети наших друзей Саша и Леня есть хотели. Их мама, которая, в отличие от Алены, не смогла заставить себя на весь день бросить детей на произвол судьбы с отцом ради сомнительного удовольствия (побольше узнать про детские фобии), бросила их, только сделав заказ в кафе. Она таким образом словно оставила нам депозит. Это была некая гарантия того, что она вернется к нам из магазинов "Атриума",— чтобы съесть свой десерт. На самом деле это был эксперимент со многими неизвестными (кто знал, что она увидит в магазинах?), и результат его не брался предсказать никто, включая ее мужа.
Я отошел в туалет и, когда вернулся, увидел на лице моего товарища некую стратегическую нерешительность. Оказалось, что еще пять минут назад он хотел, чтобы у него было не меньше четырех детей. И теперь он в этом уже совсем не был уверен.
— Понимаешь,— потрясенно говорил он,— их четверо, а я один... Где они, кстати?!
Он вскочил и убежал искать детей. Тут они, конечно, подбежали сами — с другой, разумеется, стороны. К нам подошел официант. Посмотрев на него, я вспомнил, что сегодня в ночь полгорода выходит на Хэллоуин. Официант, по-моему, с утра был готов к приему ночных посетителей. Весь он был разукрашен во что-то дьявольски мрачное. Я подумал, что дети могут испугаться его. Но я забыл, что это были дети, которые только что посмотрели фильм про Кролика-оборотня. И теперь они с интересом глядели на официанта.
— Маша, как ты думаешь, почему он такой? — озабоченно спрашивал Саша.
— Да он больной просто, и все,— отвечала Маша.
Так я понял, что с помощью мультфильма "Уоллес и Громит: проклятие Кролика-оборотня" я вылечил детей от большого количества фобий, о существовании большинства из которых (в виде, например, раскрашенного официанта) я пока могу даже и не подозревать.
Вечером, когда мы приехали домой, Маша попросила меня почитать ей книжку. Мне не хотелось. Я надеялся, что и их желания как-то притупились за этот день. Но нет.
— Папа, если ты не будешь читать нам книжку,— посерьезнела Маша,— то я, когда вырасту, не буду с тобой общаться, а когда ты умрешь, я буду счастлива.
Основным результатом этого дня может стать в результате моя самая глобальная фобия.
А главное — за что?