Художник в оранжерейных условиях
Амедео Модильяни и Поль Гийом в парижском музее Orangerie
Выставка искусство
В Париже открылась выставка «Модильяни. Художник и его маршан». Она посвящена двум заметнейшим персонажам парижской художественной жизни начала прошлого века: художнику Амедео Модильяни и арт-дилеру Полю Гийому. Местом их новой встречи закономерно назначен парижский музей Orangerie, получивший в 1960-х годах баснословно богатое наследство Гийома, считает корреспондент “Ъ” во Франции Алексей Тарханов.
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов / купить фото
Выставка в «Оранжерее» называется «Модильяни. Художник и его маршан». Кажется, что взгляд сконцентрирован на художнике; маршан, торговец его искусством, как и полагается, в тени, даже без имени. Итальянский еврей Амедео Модильяни (1884–1920) известен всем, растиражирован поп-культурой, бесконечно любим и так бесстыдно дорог на аукционах, что не поверил бы, скажи ему кто-нибудь. Но постарался для этого — при его жизни и после его ранней смерти — француз Поль Гийом (1891–1934), которого помнят только искусствоведы и музейщики.
Когда Гийом и Модильяни встретились в Париже в начале ХХ века, все было наоборот. Французская столица уже знала талантливого самоучку-собирателя, пропагандиста нового искусства, чьи дилерские сети простирались даже в Америку, издателя журнала «Искусство в Париже», владельца галерей и квартир, обставленных с богатством нынешнего Музея Орсе. А его Модильяни был талантливым юнцом из Ливорно, приехавшим на огонек французского (на самом деле вполне интернационального) искусства.
Если присмотреться к названию, все оказывается сложнее и справедливее. Под феноменом «Модильяни» на равных правах подписаны художник и маршан, которые вместе его создавали. И хотя на афише выставки помещена модильянистая женская головка, главный ее экспонат — жесткий, с любовью, но без лести, портрет Поля Гийома.
В первом зале — несколько его изображений, созданных Модильяни, живопись и рисунки, а также фотографии героев в мастерской, которую маршан арендовал для художника. Двое — очень разные. Алкоголик-трудяга Модильяни в рабочей куртке, чуть ли что не в джинсах с кроссовками, на которого не обратили бы сегодня внимания в парке Тюильри. И маршан-щеголь Гийом в пиджаке, при галстуке, в туфлях с гамашами, со шляпой и тростью. Дело вовсе не во внутреннем различии, мол, один в душе творец, другой торгаш, сколько в том, что каждый из них честно носит свою спецодежду. Первый — образцово дикого художника, второй — светского франта, который должен быть принят повсюду, где у него покупают картины первого.
В следующем зале выставлены не так часто показывающиеся скульптуры Модильяни, удивительно похожие на его живопись и графику. Даже не столько скульптуры в классическом салонном смысле, сколько рисунки на камне. В них угадываются два влияния. Первое — парижский друг и учитель, румынский скульптор Константин Бранкузи, второе — африканская культура, вошедшая в моду вслед за хлынувшими в Европу трофеями и покупками. Поль Гийом оказался тогда одним из немногих, кто оценил потенциал этого «примитивного», или «негритянского» (как его тогда называли), искусства, выставляя в своей галерее африканских божков и ритуальные маски рядом с работами современников-парижан.
Впервые так ясно видно влияние художников Африки на Модильяни. Он забросил скульптуру отчасти из-за болезней легких, которые преследовали его с детства, но скульптурные образы просто перешли в живопись. Его портреты, где так важны линии,— несомненные африканские маски.
А вернул Модильяни к живописи как раз Поль Гийом, который ориентировал его на портреты, лица, человеческие фигуры — на то, что легко продавалось. Он не довел, правда, художника до прославленных «ню», которые сочли тогда порнографией, а сейчас сделали визитной карточкой его искусства. «Голых» перехватил, заказывал и продавал новый дилер Модильяни — поляк Леопольд Зборовский, и на выставке только одна «Лежащая обнаженная» 1917–1918 годов.
Помимо пяти картин, оставшихся в коллекции Гийома и хранящихся сегодня в Orangerie, маршан продал, если судить по архивам, более ста полотен, около пятидесяти рисунков и около десяти скульптур Модильяни. Он оказался среди его самых продуктивных арт-дилеров и арт-пропагандистов.
У временной выставки «Художник и его маршан» есть естественное дополнение: цокольная галерея, где с 1950-х хранится коллекция Гийома — с его портретами работы других художников и собранными им сокровищами: десятком Матиссов и Утрилло, дюжиной Пикассо, Руссо, Сутина, ван Донгена. Это лишь малая часть собрания, которое он мечтал передать Франции и которое в итоге стало куда более заметным памятником Полю Гийому, чем мавзолей на парижском кладбище Пасси, украшенный барельефом Цадкина.
Завершает рассказ по нынешней моде детский воркшоп, где младшим школьникам преподают наилучший, обезжиренный способ познать искусство. Как стать Амедео Модильяни, но без алкоголя, туберкулеза и наркотиков. Хотя выставка подсказывает: быть Модильяни еще не все. Главное, дети, не ошибиться с дилером.