выставка
В минувшую пятницу в Национальном художественном музее открылась выставка работ литовского композитора и художника начала ХХ века Микалоюса Чюрлениса. Вместе с первыми посетителями музыку в живописных полотнах искала ЕЛЕНА РЫБАКОВА.
Формальный повод привезти картины Чюрлениса в Киев — 130-летие со дня рождения художника, которое отмечается в этом году; причина не столь очевидная, зато куда более актуальная — желание напомнить украинскому зрителю о существовании литовского искусства, в представлении большинства именно фигурой Чюрлениса и ограниченного.
Увы, полотна каунасского мистика-символиста мало пересекаются с современным устройством мира. Чюрленис жил в эпоху, ключевыми словами которой стали "синтез" и "всеединство"; национальную самобытность в этом кругу привыкли изживать, точнее преодолевать, поднимаясь над всем национальным, ограниченным, слишком конкретным к высотам чистых форм и неизменных сущностей. Чтобы понять, как мало сегодняшний посетитель приучен понимать язык этого искусства, стоит послушать, что втолковывают интеллигентного вида бабушки своим непоседливым внучатам перед одной из самых знаменитых картин Чюрлениса — Allegro из триптиха "Соната моря": "Посмотри, деточка, какие капли на волнах, как будто жемчужины на платье". На символистском жаргоне это называется "впадать в грех метафоры"; если бы подобные бабушки водились сто лет назад, негодующая публика выставила бы их из салона со свистом и шиканьем. Для символиста Чюрлениса нет и не может быть никакого "как" между каплей и жемчужиной, между грядой волны и складками парчи — это всего лишь перевод на разные предметные языки единой геометрической истины, художественное откровение о космической тайне первотворения.
Чюрленис необычайно близок музыке — и вовсе не потому, что пытался иллюстрировать свои полотна инструментальными зарисовками или подбирал для них музыкальные названия — соната, фуга, allegro, andante (с переводом этих и других английских и латинских названий на украинский язык у устроителей выставки случился конфуз; три грубые ошибки на два десятка текстовок к картинам для главного художественного музея страны как ни крути многовато). Музыкален сам принцип развития его живописной темы: в многочисленных повторах и отступлениях, перепевая утес волной, волну шелками, а шелк абрисом облака, вывести зрителя к созерцанию первоформы и первоматерии, из которых сотворен мир.
Единственный раз за недолгие пять лет, которые художник посвятил живописи, он поддался искушению пройти свой любимый маршрут в обратную сторону — от ледяной космической геометрии к уютным и обжитым образам предметов. В "Знаках Зодиака", самом интересном цикле киевской экспозиции, Чюрленис не обобщает очертания земных реалий в бесплотные знаки, а наоборот расшифровывает иероглифы зодиакальных обозначений в живых деталях и персонажах. Следить за догадками художника, нащупывающего устойчивую почву для средневековых загогулин, которыми принято обозначать Рака или Деву,— занятие на самом деле захватывающее; глаз, подуставший на космических высокогорьях, с радостью отдается этой детской игре, а отзывчивое сердце зрителя готово даже поверить, что символисты, в сущности, не зря мудрствовали над своей божественной геометрией. Кажется, им даже удалось то, что нашим современникам не по плечу,— рассказать о высотах, где никто из нас не был и откуда мы родом, и ни разу не провраться.