музыка
В Колонном зале им. Лысенко Национальной филармонии пианист Андрей Диев в рамках филармонического абонемента "Искусство фортепианной игры" отыграл программу "Четыре века фортепианной транскрипции". Речь шла не только о том, как на протяжении столетий одни композиторы по праву наследников обыгрывали или переписывали музыку других, но и о различном звучании трепета фортепианных трелей от начала восемнадцатого к началу двадцать первого.
Пианист Андрей Диев под маской фортепианных транскрипций, бесхитростно намекающей на двухчасовую бурю пассажей и грохот аккордов, привез в Киев изысканно концептуальную программу фестивального толка. В списке исполненного в действительности оказалось всего три "настоящих" транскрипции, основой для которых послужили два немецких классика — Иоганн Себастьян Бах (вторая часть из органной сонаты), Людвиг ван Бетховен (вокальный цикл "К далекой возлюбленной") и один испанский — Мануэль де Фалья (номера из балета "Любовь-волшебница"), а "переписчиками" стали Ференц Лист, пианист из поколения Прокофьева Самуил Файнберг и Андрей Диев. Нетранскрипций оказалось всего на одну меньше — Четырнадцатая соната Бетховена с посвящением Джулии Гвиччарди, известная как "Лунная", и рахманиновские Вариации (что уже почти транскрипция) на тему до минорной прелюдии Шопена.
С чувством наследственности, заложенным в концепции, у пианиста по определению сложилось хорошо. Господин Диев родился в музыкальной семье (отец — дирижер и композитор, мать — пианистка из класса Генриха Нейгауза), прошел все три ступени музыкального образования: Центральная специальная музыкальная школа, Московская консерватория, аспирантура у Льва Наумова, потом работа у него же ассистентом, а позже профессором в alma mater. Еще одна деталь биографии, сработавшая на концепцию: записывает Андрей Диев преимущественно композиторов-пианистов, таких, как он сам, то есть Моцарта, Бетховена, Шумана, Шопена, Скрябина, Рахманинова.
Как обнаружилось в самом начале вечера, о дополнениях к заявленной в программе музыке пианист решил сообщать самостоятельно, без помощи ведущей. Так случилось в конце первого отделения с листовской транскрипцией песни Шуберта, исполнение которой было посвящено памяти ушедшего в августе этого года многолетнего наставника Андрея Диева — Льва Наумова, а в конце второго — с добавленными к "Пантомиме" и "Ритуальному танцу огня" "Песнью рыбака" и "Танцем страха" из балета "Любовь-волшебница" Мануэля де Фальи в транскрипции самого господина Диева.
Строгая хронология выстроенной программы сказывалась на постепенно, но неумолимо меняющейся манере игры пианиста, где трели выступали в роли лакмуса: крупные, как походка сытого слона, у Баха и Файнберга; пасторальные, подражающие щебетанью птиц, у Бетховена и Листа; угловатые и прерывистые на самых высоких струнах рояля, удирающие из собственных берегов в пассажи или же проверяющие рояльные басы на прочность в "Танце страха", мелкие и дребезжащие, как барабанная дробь в "Пантомиме" Фальи и Диева.
На бисах Андрей Диев не изменил себе: под диктатом концепции пианисту пришлось выискивать такую музыку, которая бы "играла" с основной программой вечера, оставаясь при этом практически неузнанной даже специалистами. Поэтому первый бис — старинный, галантный, минорный без нажима, с ног до головы украшенный ровными и одинаковыми, как ряд блестящих пуговиц, трелями. Второй бис, из музыкальной романтики — и вовсе без трелей. Андрей Диев умеет играть под диктовку разных композиторов, не принося этому в жертву собственное удовольствие.