Диспетчеры для "Норд-Оста" и Беслана

ФОТО: REUTERS
       На прошлой неделе исполнилось три года трагедии на Дубровке. Все это время родственники жертв "Норд-Оста" пытались заставить государство признать вину за гибель заложников. Больше года того же пытаются добиться родственники погибших в Беслане. Государство отвечает им так же, как компания Skyguide отвечала Виталию Калоеву.

       23 октября, спустя ровно три года после захвата Театрального центра на Дубровке, общественная организация "Норд-Ост" написала президенту России открытое письмо.
       Родственники жертв "Норд-Оста" требуют провести независимое расследование всех обстоятельств трагедии трехлетней давности и наказать руководителей операции на Дубровке, виновных, по мнению авторов письма, в гибели заложников. От самого Владимира Путина "нордостовцы" ждут "полного признания и своей личной вины" в смерти их близких и в сокрытии правды о теракте.
       Это письмо — практически точное повторение требований, прозвучавших на встрече бесланцев 2 сентября с Владимиром Путиным. Только шли к этим требованиям "нордостовцы" гораздо дольше. Они с самого начала избрали цивилизованный и потому самый неэффективный в России путь борьбы с государством. После того как Госдума отказалась создавать парламентскую комиссию по "Норд-Осту", а результаты общественной комиссии СПС успокоились под сукном президентского стола, "нордостовцы" пошли в суды. Через суд они пытались оспорить отказ в возбуждении уголовного дела против непрофессиональных, как они считают, действий спасателей и медиков. Безрезультатно.
       С тем же успехом они пытались доказать вину государства, заставив его выплатить им компенсацию морального вреда. Оказалось, что от государства в целом никаких компенсаций (кроме тех, что оно выдает само,— по 100 тыс. рублей за погибшего) требовать нельзя — только от субъекта федерации, на территории которого произошел теракт. Но и оснований для возмещения морального вреда нет — Москва отбилась с легкостью от всех многомиллионных исков. Тогда пострадавшие направили в суды иски о возмещении материального ущерба. Эти иски суд удовлетворял, если истцы могли принести справку о доходах погибшего и доказать, что без этих доходов они не смогут выжить. Но выигранные битвы за копейки никаких моральных дивидендов пострадавшим не принесли. Наоборот, в глазах многих сограждан они превратились в склочников, пытающихся нажиться на гибели близких.
       Через год после теракта родственники жертв Дубровки создали организацию "Норд-Ост", но интерес к ним уже угасал. Теракт стали забывать. Но случился Беслан.
       
       Сработал опыт предшественников или национальные особенности, но осетины за деньгами в суды не пошли. Они пошли перекрывать дороги и площади. Отставки региональных силовиков их не устроили. Власть понимала, что Беслан серьезнее Москвы, и пыталась канализировать недовольство. Роль громоотвода долгое время исполнял Александр Дзасохов. На этот раз были созданы парламентские комиссии и в Совете федерации России, и в парламенте Северной Осетии.
       Но как и в случае с "Норд-Остом", прокуратура расследовала теракт и совсем не хотела расследовать штурм. Бесланцы написали Владимиру Путину письмо с просьбой о встрече, но президент не откликнулся. И в тот день, когда Дзасохов ушел, а на смену ему пришел Таймураз Мамсуров, "Матери Беслана" начали голодовку прямо напротив здания правительства и голодали три дня. Тогда они впервые заговорили о том, что в их трагедии виноват президент страны.
       Потом они захватили зал заседаний Верховного суда республики в знак протеста против давления, оказываемого на них прокуратурой — это было за неделю до годовщины трагедии. Власть сделала ответный ход — за два дня до годовщины теракта делегацию Беслана пригласили в Москву, к Путину.
       Это была высшая точка во взаимоотношениях государства и бесланцев. Казалось, власть готова сменить стратегию. Казалось совсем недолго. На самом деле поездка в Москву расколола бесланцев. Раскол усилился после на редкость своевременной поездки трех женщин из комитета "Матери Беслана" к целителю Грабовому, обещавшему воскресить их детей. Гостелевидение на всю страну показало лица матерей, присутствовавших на сеансе Грабового, скомпрометировав их настолько, насколько было возможно, чтобы этих людей перестали считать адекватными.
       Присланный президентом в Северную Осетию замгенпрокурора Владимир Колесников окончательно расставил все по местам. Полутора месяцев ему хватило, чтобы подтвердить все выводы следствия, с которыми были не согласны бесланцы. Колесников отчитал главу республики Таймураза Мамсурова, не сумевшего вовремя усмирить бесланцев, и главу парламентской комиссии по расследованию теракта в Беслане Станислава Кесаева, слишком активно говорившего в СМИ о белых пятнах в следствии. Оглашение доклада комиссии перенеслось с сентября на 27 октября, потом — на 3 ноября. Параллельно Владимир Колесников решил разобраться со всем теневым бизнесом в республике, в частности с водочным. Северная Осетия, много лет живущая за счет водочного бизнеса, должна была понять, с кем начала войну.
       
       Очевидно, что разница в методах борьбы "нордостовцев" и бесланцев не сказалась на результате. Ситуация в противостоянии пострадавших с властью фактически вернулась к исходной. Иначе и быть не могло.
       Каждый теракт разводит государство и граждан по разные стороны баррикад. Государство справедливо рассматривает теракт как покушение на себя и защищается всеми доступными способами. Граждане же часто оценивают ситуацию по другому критерию: насколько успешно государство защитило людей, проживающих на территории вверенной ему страны. В результате оценки успешности и неуспешности пресечения теракта могут не совпадать.
       Именно это произошло и в Москве в 2002 году, и в Беслане в 2004-м. Владимир Путин говорит о блестящей операции спецслужб, уничтоживших всех боевиков. Люди, потерявшие близких,— о том, что они погибли в результате непродуманности этой операции и что вина за это лежит не только на боевиках, но и на государстве.
       Это параллельные. Они не могут пересечься. Владимир Путин искренне не понимает, за что ему извиняться и почему он должен наказывать кого-то из силовиков — ведь это равносильно признанию, что боевики добились своего и управляют кадровой политикой российского государства. Граждане не понимают, почему государство ведет себя по отношению к ним столь же недружелюбно, как и боевики. Они просто говорят на разных языках.
       
       Сейчас в Северной Осетии главный национальный герой и страдалец — Виталий Калоев (см. стр. 24), осужденный на прошлой неделе в Швейцарии на восемь лет за убийство авиадиспетчера Петера Нильсена. Компания Skyguide, по вине которой погибли жена и дети Калоева, никак не могла понять, что нужно от нее этому бородатому человеку. Через год с лишним после авиакатастрофы Калоев отправился искать диспетчера. И нашел.
       Фатальное непонимание государства, чего от него добиваются родственники погибших, приводит к тому, что их героями становятся люди, одержимые идеей мщения. Вопрос лишь в том, кого они назначат диспетчером.
ВЕРОНИКА КУЦЫЛЛО
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...