кинопремьера
После премьеры на кинофестивале "Молодость" в широкий прокат выходит фильм "Дорогая Венди" (Dear Wendy). Его режиссер датчанин Томас Винтерберг уверенной рукой единомышленника поставил написанный Ларсом фон Триером сценарий про трагическую любовь американского подростка к револьверу женского пола.
Действие "Дорогой Венди" помещено в условный город с той же кинематографической карты безжалостного мира, нарисованной кровавым фломастером, что и фонтриеровский Догвиль. Англичанин Джейми Белл (известный по картине про юного балеруна "Билли Элиот") играет подростка, захваченного страстью к антикварному револьверу, который он поначалу принял за игрушечный. Однако игрушка вскоре обнаруживает не только боеспособность, но и одушевленность и в психологическом смысле делает хозяина мужчиной, за что и получает имя Венди. Практически полфильма закадровый голос завороженного подростка описывает нюансы ощущений от обладания столь замечательной вещицей, причем таким высокопарным стилем, который уместен разве что в любовных письмах.
Снедаемый отвращением к тусклой обыденности, хозяин Венди не хочет по примеру своего покойного отца лезть в шахту рубить уголек, а организует в заброшенной шахте клуб любителей огнестрельного оружия и меткой стрельбы. Они не то чтобы тупо тренируются в меткости, а отправляют настоящий культ и прорабатывают теоретическую базу: добывают справочную литературу и учебные фильмы, из которых в самых натуралистичных деталях узнают, как именно пуля входит в человеческое тело и выходит из него. Они клянутся никогда так не делать, и все это увлечение поэтикой огнестрельного оружия выглядит весело и беззаботно благодаря нарисованным игривыми авторами поверх кинопленки баллистическим стрелочкам, надписям и диаграммкам. С наступлением темноты члены огнестрельного кружка разыгрывают уличные представления в винтажных маскарадных костюмах, словно позаимствованных на киностудии, специализирующейся на вестернах. За их хореографическими этюдами с невзаправдашней стрельбой не стоит никакой угрозы жизни и здоровью окружающих, одно лишь любование красотой оружия, отсвет которой падает и на неказистых закомплексованных подростков, заставляя их преображаться. Над фаллической символикой оружия Винтерберг тоже не забывает подшутить, показывая, как у принятой в банду девочки от общения с полюбившимся пистолетом мужского пола наконец вырастает грудь.
В принципе "Дорогая Венди" рассказывает о том же, о чем и предыдущий фильм Винтерберга с соответствующим названием "Все о любви" (It`s All About Love). Та картина тоже не имела никакого отношения к учрежденной фон Триером пуританской киносекте, молившейся на манифест Догмы и превыше всего ценившей сырую, необработанную реальность. Вскоре "догматикам" пришлось согласиться, что реальность, пропущенная через мясорубку воображения (а в случае с бестрепетными датчанами кровавая мясорубка практически неизбежна), гораздо интереснее и питательнее. Если "Все о любви" — это футуристическая фантазия, то "Дорогая Венди" — фантазия одновременно американофобская и американофильская. Ее авторы нарушили один из пунктов собственного манифеста — "не применять в качестве реквизита оружие" — и воспользовались второй поправкой к американской конституции, что не всеми было понято правильно. Американская пресса набычилась, усмотрев в "Дорогой Венди" сатирический посыл: вот что, оказывается, европейцы думают о наших интимных взаимоотношениях с оружием! Между тем европейцы взяли любовь к оружию как одну из составляющих американского социума в качестве предлога, чтобы поделиться своим смешанным чувством раздражения и зачарованности Америкой, которую, например, Ларс фон Триер вообще вряд ли когда-нибудь увидит в силу своей фобии перед авиаперелетами.
Но даже если представить его чудесное исцеление, едва ли любопытство заставит Ларса фон Триера перелететь океан: этот безапелляционный человек во всем уверен заранее, и оттого исход его рассуждений тоже нетрудно предугадать. Когда шериф дает герою на поруки негритянского малолетнего преступника, уже успевшего застрелить человека, становится ясно, что удержать дорогую Венди и других крупнокалиберных друзей человека в герметичном пространстве, лишенном насилия, не удастся. Наглый негр будто только что выписан прямо из Бронкса и как-то возмутительно реален и приземлен по сравнению с героями, поселившимися в выдуманном мире эстетичной и безвредной стрельбы. Как Мишка Квакин, затесавшийся в команду Тимура, он смеется над их ритуалами, бесцеремонно лапает чужую Венди и напоминает прирученным пистолетам забытый запах свежей крови. Они выходят из спячки, когда отряд вооруженных "тимуровцев" из лучших побуждений пытается перевести через дорогу параноидальную чернокожую старушку, и напоминают, что самое смирно висящее ружье может выстрелить даже не по законам драматургии, а по чистому недоразумению.