В Большом зале консерватории выступил Российский национальный оркестр под управлением своего худрука Михаила Плетнева. В рамках заключительного концерта своего осеннего абонемента РНО исполнил Первую симфонию Брамса и симфонию "Манфред" Чайковского. На концерте побывал СЕРГЕЙ Ъ-ХОДНЕВ.
Весь осенний абонемент РНО проходил под эгидой Московской филармонии. Если представить не нынешнюю пору Филармонии, деловитую и оживленную, а ее полулетаргическое бытие давних лет, то концерт с именно такой программой вообразить сравнительно легко. Только в этом случае, вероятно, на афишах выше оркестра и дирижера красовался бы аршинный заголовок надлежащей степени велеречивости — что-нибудь вроде "Патетические образы в симфонической музыке позднего романтизма". Ну а как иначе с ними обойтись, с громокипящей Первой Брамса, прозванной "Десятой симфонией Бетховена", и с "Манфредом" Чайковского — опусом, вдохновленным знаменитой мистерией Байрона (все предметы первой необходимости прилагаются: роковая любовь, фатальное одиночество, демоническая гордыня, феи, духи, ангелы и проч.).
Однако РНО под управлением Михаила Плетнева в очередной раз доказал свою репутацию оркестра, который едва ли не опасливее всех относится к перспективе втянуться в игру клише и штампами. Языку симфонии Брамса он придал чеканную отчетливость, заманчивую непредсказуемость, равно как и мощный арсенал риторики, в котором глубже всего действовали отнюдь не самые прямолинейные и очевидные фразы. Подчас игру оркестра можно было бы назвать чередой "крупных планов", где самый драматический эффект достигается ювелирным владением нюансами. Образцово построив общий баланс и терпеливо покорпев над распределением масс в общем объеме симфонии, оркестр, казалось, находил отдельное удовольствие в том, чтобы за этим парадным занавесом бисерно выделывать одну прекрасную деталь за другой. То деревянные духовые выдадут не только аккуратный, но и по сдержанной красоте изумительный звук, то скрипки удивят приятной густотой и пластичностью фактуры.
С "Манфредом" было чуть сложнее, хотя, конечно, не с технической точки зрения. Мучительнейшие страницы первой части оркестр преподнес легко, с пружинистой спортивной грацией и азартом. Может быть, даже несколько агрессивно: всевозможным "страшным ужасам" немножко не хватало той отстраненности, ясности и стройности, которой так славится "фирменный" Чайковский от РНО; да и медь местами перебарщивала. Больше всего удались, кажется, две средние части, где оркестр удачно балансировал между интерпретаторской интеллектуальностью и расторможенной сердечностью самой музыки — продолжая ошеломлять своей точностью, послушностью и ловкостью в нюансах. "Душераздирающий" финал "Манфреда", в сущности, тоже обошелся без форсирования. Будто это ледяная глыба на тех самых альпийских вершинах, где байроновскому неуемному страдальцу и положено метаться: поднапряглись только в начале, подтолкнули, а дальше уж само с предсказуемой легкостью устремилось и загрохотало. До сих пор экстатический нажим, высокие скорости и динамичные кульминации специалитетом РНО как-то не считались. Но оказывается, иногда они могут и так.