концерт классика
В Большом зале консерватории прошел концерт оркестра "Виртуозы Москвы", открывающий 25-й сезон этого коллектива. Программу для этого праздничного мероприятия Владимир Спиваков составил исключительно из музыки Антонио Вивальди. Комментирует СЕРГЕЙ Ъ-ХОДНЕВ.
Открывать сезон Вивальди — это очень благородно, даже аристократично. А вивальдиевская "Глория", звучавшая во втором отделении, в сколько-нибудь приличных исполнениях на нашей концертной эстраде обретается не особенно-то часто, так что и тут благородство можно было бы похвалить. Но можно ведь устраивать концерт из музыки Вивальди с самыми разными интенциями. Можно, например, просто исходить из того, что она и нарядна, и "ненапряжна", в самый раз для праздничного вечера. Вивальди — это ведь, если взглянуть на вещи с нехорошей отстраненностью, просто-таки химически чистый экстракт добротного "культурного досуга". Никакого особенного занудства, такая себе веселенькая музычка, вдобавок музычку эту все действительно слышат с рекордной частотой — если не из радио или с телеэкрана, так из мобильных телефонов. И уж вовсе сказка, коли интерпретаторами всей этой лепоты выступают легендарный скрипач и его знаменитый оркестр.
Но это только один возможный взгляд. С любого другого взгляда многое покажется довольно-таки неясным. Например, почему "Глорию" ("Слава в вышних Богу") — литургическое песнопение из мессы — так настойчиво именовали "ораторией". Ведь ситуация, когда что месса, что оратория — один хрен, это вроде бы не ситуация "Виртуозов Москвы". Ну или совсем досужий вопрос: почему опять и опять "Времена года", когда только скрипичных концертов среди сохранившихся произведений Вивальди многие тома, и среди них "Четыре сезона" (так в подлиннике — "Quattro stagioni"), никакой особенной вершины не представляют? Причем этими томами скрипичных концертов немало музыкантов занимается очень основательно и с успехом (в том числе и коммерческим). Правда, это в основном музыканты-аутентисты, которые за "Времена года" если и возьмутся, то, как правило, лишь для того, чтобы из них сделать нечто невообразимое, дурашливое, веселое, диковатое.
Традиционная исполнительская школа (и та публика, которая на ней воспитана) в аутентистах по этому поводу готова видеть выпендрежников и блажных фриков, неспособных видеть лес (абстрактную красоту музыки) за деревьями (исторически ориентированной манерой). Аутентисты отвечают противникам обвинениями в том, что из живой и жилистой барочной музыки те делают салонное удовольствие, бесхребетное и слащавое.
Но в данном случае ощущение слушательского неудовольствия вызывается уж никак не "партийной" предвзятостью, никак не протестом против салонных удовольствий, никак не представлениями о том, что Вивальди однозначно лучше исполнять именно так, а не иначе. Было бы каким-то категорическим идиотизмом упрекать "Виртуозов Москвы" за то, что музыку XVIII века они в принципе исполняют не так, как оркестры, которые из барочного репертуара не вылезают. У "Виртуозов", надо полагать, все-таки другие творческие задачи и приоритеты. Не меньшей глупостью было бы ждать от Владимира Теодоровича, что, обращаясь к Вивальди, Альбинони или Баху, он будет переходить, допустим, на жильные струны и барочный смычок. Не в жилах и не в смычке дело.
Но все же хочется как минимум какой-то исполнительской концепции. Любой. В "Глории" вместо концепции был чистый лист плюс некоторые робкие гадательные предположения о том, какова должна быть духовная музыка Вивальди. Результат оптимизма не внушал: несмотря на сносные работы солисток (Хибла Герзмава и Мария Маркина) и хора (камерный хор Владимира Минина), торжественное вивальдиевское полотно, исполненное эдакого полнокровного ликования, представили пыльным, нудным и вяловато-сентиментальным. А вот во "Временах года" вместо концепции был по большей части волюнтаризм, причем не всегда осмысленный и часто носящий впечатление известной спонтанности: мол, в этот момент фразу можно, допустим, драматически прервать или, напротив, драматически разукрасить, потому что так же красиво. В этой части можно, вопреки здравому смыслу, менять темп и расставлять акценты, если только в соло при этом почудится некая мимолетная эффектность. За спорной фразировкой, за поисками сиюминутных красивостей (причем тоже небесспорных) ощущение фактуры вивальдиевских концертов терялось. Что и жаль, и непонятно, ибо эти четыре концерта — музыка, в сущности, программная (у Вивальди с каждым концертом соотнесен, как известно, отдельный сонет на соответствующее время года), и хотя бы это могло уберечь исполнение "Времен года" от такой исполнительской аморфности.