Россия
На момент подписания предыдущего номера Ъ в столице Кабардино-Балкарии Нальчике шли ожесточенные бои с боевиками. В пятницу все очаги сопротивления были подавлены. По официальным данным, было ликвидировано 92 боевика, погибли 33 сотрудника правоохранительных органов и 12 мирных жителей. Вчера в городе был второй день мира. Из Нальчика — ОЛЬГА АЛЛЕНОВА.
Угроза второй войны
У морга с субботы стоят люди — сейчас здесь в основном женщины, хотя накануне было много мужчин. Женщины говорят, что мужчины ушли, потому что их могут принять за ваххабитов и арестовать.
— Они уже облавы устраивают по всему городу,— говорит один из немногих оставшихся мужчин, Мурат.
— По селам тоже начали (зачистки.—Ъ),— поддерживает Мурата Бэла, женщина в длинном платье и платке.
Я спрашиваю Бэлу, почему она здесь, у морга.— У меня муж пропал,— просто отвечает она.— Ушел на работу и не вернулся.
— Мой сын точно здесь,— говорит другая женщина, Эмма.
Я спрашиваю Эмму, почему ее сын оказался среди боевиков.
— Он был в розыске,— спокойно отвечает Эмма.— Он воевал.
Эмма спокойно говорит, что трупы отвезут в Ростов и сожгут в печи. "Зачем их в Ростов везти? — спрашивает она.— Как будто здесь печей нет?"
— Тогда (если не отдадут.—Ъ) они получат тут вторую войну! — зло говорит Бэла.— Никто им не простит этого.
Слова Бэлы подхватывают остальные, и уже спустя час у республиканской прокуратуры, куда они все отправляются требовать выдачи тел, женщины говорят примерно так: "Пусть выдадут тела для захоронения, если они не хотят получить тут вторую войну!" В прокуратуре с делегатами от родственников разговаривают спокойно и даже доброжелательно.
Эмма выходит из здания прокуратуры со словами: "Они говорят: 'Пишите заявления, что у вас пропали родственники'. Потом они обещают нас пустить в морг на опознание и дальше будут решать, чье тело отдавать, а чье нет".
— Сейчас я напишу, а завтра мне скажут, что он террорист и не отдадут его тело! — зло говорит ей Бэла.
Я спрашиваю Бэлу, почему ее муж пошел воевать.— Потому что братьев наших задерживают, током бьют, кресты вырезают на затылках! — говорит Бэла.— Молотком пальцы отбивают. Под ногти иголки загоняют. Вы любого спросите — если кто-то оттуда вышел, он уже не человек.
— Потому что мусульман притесняют. Они все работали, пытались жить нормально,— ровным голосом продолжает Эмма.— Одного родственника нашего забрали, потом в райотделе менты хвалились друг другу, кто как отделал этого парня. После этого мой сын ушел в подполье. Я говорила ему: не надо, не бери оружие, тебя же убьют. А он мне сказал: пусть лучше меня убьют, чем я к ним в руки попаду. И я сейчас рада, что он в морге, а не в отделе.
От здания прокуратуры люди вернулись к моргу, куда уже подъехал большой рефрижератор — видимо, в холодильнике морга мест не хватало. Говорили, что в морге 200 трупов, что убитых гораздо больше, чем это признают правоохранительные органы, и что среди убитых много гражданских.
Если верить родственникам ваххабитов, сказавшим, что первое выступление стало результатом массовых репрессий, то нельзя исключить и того, что оперативно-розыскные мероприятия послужат толчком к новому нападению. Об этом говорили и сами оперативники.
Заложницу освободили к родам
У 1-й горбольницы встречаю радостных женщин и мужчину, они спешат к родильному отделению. "Внучка родилась, заложницей была,— говорит Фатима Куготова.— Вчера дочь освободили, сегодня родила!"
— Дочь в 3-м райотделе работала,— рассказывает Мухаммед Куготов,— она в декрете была. В четверг мы поехали в райотдел, чтобы мне паспорт выправить. Только дочь зашла в здание, раздались выстрелы. Стреляли отовсюду, причем один из боевиков, с автоматом, прямо за нашей машиной встал. Жена на пол легла, я на сиденье. Так лежали часов шесть. Потом нас увидели снайперы с крыши, стали кричать: "В машине двое гражданских, не стрелять по машине!" Потом к нам подполз какой-то спецназовец, открыл дверь, подползли еще четыре военных, и они нас прикрывали, пока мы ползли.
— Они молодцы, конечно, эти ребята,— говорит Фатима.— Стрельба такая шла, а они нас до безопасного места дотащили буквально. А Ларису только через сутки освободили. У нее уже через 12 часов воды отошли, а она бедняжка под столом на полу лежала, еще 12 часов терпела.
Как только Лариса вошла в дверь райотдела и услышала выстрелы, ее схватили двое сотрудников и затащили в ближайший кабинет. Они сказали: "Лежи и не вставай, что бы ни случилось". "Пистолет на всех был один,— говорит Лариса.— Но те, за дверью, почему-то дверь не выбили. Они, наверное, думали, что внутри много сотрудников с оружием и боялись. Они кричали за дверью: 'Где эта девчонка с животом, надо ее поставить перед собой, тогда стрелять не будут'. Другой (боевик.—Ъ) сказал: 'Я сразу понял, что она ментовка', а еще один ему говорит: 'Она гражданская, не трогай ее'. Я на полу лежала, на ребят смотрю, а они мне говорят: 'Не бойся, мы тебя не отдадим'. Потом у меня воды отошли, я рот закрывала руками, чтобы не слышали, что я кричу. Ребята меня успокаивали: 'Потерпи, Лариса, скоро наши придут'. А потом 'Альфа' как-то через черный ход вошла, и меня вынесли, но это я уже плохо помню".
Пока умирал спецназ, военные грабили киоски
В субботу в Кабардино-Балкарии был день траура. В полдень начались похороны. Оперативника Александра Боева похоронили на новом православном кладбище.
— Саня Боев прямо на территории Центра погиб,— рассказывали спецназовцы.— Там снайпер стрелял, это как раз рядом со вторым отделом, который они захватили. Они и наш центр обстреливали, но внутрь мы их не пустили.
В это же время на мусульманском кладбище хоронили двоих милиционеров. Фамилии их я не узнала — женщинам на это кладбище в день похорон ходить нельзя.
А в центре города уже началась уборка. Из разгромленного магазина "Сувениры", где боевики удерживали заложников, хозяева выносили уцелевшие вещи. У такого же разгромленного здания УФСБ напротив выставили два БТРа и повесили ограничитель — красную ленту. Хозяева ближайших киосков рассказывали журналистам о солдатах-мародерах, выпивших всю воду и съевших все припасы. "У меня ущерб тысяч на пятьдесят,— жаловался хозяин киоска Хусейн.— Девочки на работу выходить не хотят". Кроме Хусейна и двух его коллег из соседних киосков, на работу больше никто не вышел — магазины и кафе не работали. На улицах говорили, что еще ничего не кончилось и что нападение на город — это только начало.