выставка авангард
В Центре Жоржа Помпиду в Париже открылась выставка с кратким названием "Дада". Эта огромная ретроспектива, сделанная вместе с Музеем современного искусства в Нью-Йорке и Вашингтонской национальной галереей, самым полным и подробным образом представляет историю одного из ключевых течений в искусстве XX века. Рассказывает АННА Ъ-ТОЛСТОВА.
Дада родилось в 1916 году в теперь уже легендарном кабаре "Вольтер" в Цюрихе. Мама — анархия, папа — стакан — ну не портвейна, конечно. Хотя, возможно, тексты Петра Кропоткина лучше всего шли как раз под портвейн. Умерло в 1924-м, когда дадаисты по большей части переквалифицировались в сюрреалистов. Почти все экспонаты в Центре Помпиду укладываются в эти хронологические рамки. Французские кураторы, которых частенько упрекают в галлоцентризме, пообещали не сводить дада к Парижу и Марселю Дюшану (который самые знаменитые свои дадаистские акции предпринял, кстати, в Америке), а представить его географию максимально широко: Цюрих, Нью-Йорк, Берлин, Ганновер, Кельн.
Идея посмотреть на дада как таковое, без примесей, чтобы не выводить из него сюрреализм и "новую вещественность", абстрактный экспрессионизм и ар-брют, поп-арт и "новый реализм", "Флюксус", акционизм и концептуализм — в общем, весь XX век, сама по себе оригинальна. Ведь сейчас просто невозможно говорить о дадаизме без того, чтобы не вспоминать его прямых и косвенных наследников, взявших на вооружение дадаистскую стратегию иронии и абсурда или тактику "живого действия". Но выставлять "чистое дада" — невероятно трудная задача: дадаисты (и в этом у них было множество наследников в эпоху около 1968 года), полагая, что творческий процесс куда важнее результата, архивов не заводили и над рукописями не тряслись — нигилисты после себя почти ничего и не оставили.
Чтобы восстановить какой-нибудь Merzbau Курта Швиттерса — этакую тотальную инсталляцию, наполненную дорогими реликвиями вроде бюстгальтера Софи Тойбер-Арп или флакона с мочой автора,— требуется куча архивных документов и целый совет экспертов. На помощь призваны также кино и радио, те важнейшие из искусств, которые когда-то вдохновляли и самих дадаистов: устроены звуковые инсталляции с записью "фонетических стихов" ("зимзим уруллала зимзим уруллала зимзим занзибар") и показы дадаистских фильмов. И все же то, что было стилем жизни и образом мысли, очень сложно представить в виде материальной экспозиции.
Творческий процесс дада в своем мифологизированном виде предстает чередой скандальчиков, драк и попоек, а среди основных его результатов всякий назовет дюшановские писсуар "Фонтан" и "Джоконду" с усами. Процесс с точки зрения искусствоведения выглядит потоком дерзких манифестов, броских афишек, заумных стихов, то есть относится скорее к области литературы, нежели к изящным искусствам. Хотя правильнее было бы записать дада по разряду театра — недаром местом его рождения стало кабаре.
5 февраля 1916 года в Цюрихе на Шпигельгассе, 1 три эмигранта — немец Хуго Балль и румыны Тристан Тцара и Марсель Янко — открыли кабаре "Вольтер". На открытии сам Балль читал Вольтера, Тцара — собственные сочинения, по стенам висели картины Пабло Пикассо и Ханса Арпа, играли вполне безобидных Рахманинова и Сен-Санса, правда, вперемежку с выступлениями хора революционеров и оркестра балалаечников. Посетители — анархиствующие интеллектуалы со всей Европы (по преданию, в кабаре захаживал проживавший аккурат напротив товарищ Ульянов-Ленин, и есть даже такая смелая теория, будто идеи мировой революции он вывез в Россию из дадаистского Цюриха). Те, про которых Арп позднее высокопарно скажет: "Армия революционеров, реформаторов, поэтов, художников, композиторов-модернистов, философов, политиков и апостолов мира из разных стран". Проще говоря, дезертиров, что укрылись в нейтральной Швейцарии от ужасов первой мировой и оттуда наблюдали — со смесью цинизма и отчаяния — за крушением всех ценностей буржуазного мира на театре военных действий.
Перед лицом этого тотального театра смерти Хуго Балль изобретал альтернативу — театр жизни, синтетический театр (с реверансом Вагнеру и Кандинскому), сценой которого должна была стать сама окружающая действительность. Парадоксально, но те, кого обвиняли в тотальном нигилизме, как раз сказали категоричное двойное "да" всему сущему. И их провокационные фотомонтажи, ассамбляжи, ready-mades, алогичные объекты, заумные стихи и выразительные танцы были не столько деструкцией старого искусства, сколько попыткой собрать хоть что-то из его обломков. Ну а если на этой выставке начинает казаться, что все новое и оригинальное в современном искусстве было изобретено где-то между 1916 и 1924 годами, то это не приговор современности. Наоборот. Потому что, как сказал один из отцов-основателей дадаизма Рихард Хюльзенбек, "дада — состояние духа, независимого от школ и теорий, если ты жив, ты — дадаист".