выставка живопись
Реставрационные работы в парижском Гран-пале идут полным ходом уже не первый год. Главное сделано. Широкой публике продемонстрировали свежеотреставрированный знаменитый стеклянный купол. Его показывали до тех пор, пока не пришло время в не охваченных строительством залах открывать очередной сезон. Этой осенью зрителей радуют мощной выставкой "Климт, Шиле, Мозер, Кокошка. Вена 1900". При необъятном стечении публики красную ленточку разрезали два президента — Франции и Австрии. Список присутствовавших официальных и неофициальных, но знаменитых лиц мог бы занять все отведенное под статью место. Из Парижа — СУРИЯ Ъ-САДЕКОВА.
Организация подобной экспозиции в Париже стала очередной попыткой отказаться от вековой убежденности во французской исключительности, культурной избранности. Если мало-мальски просвещенные в истории искусства люди осведомлены о том, какие процессы происходили в начале прошлого столетия в художественной жизни не только Франции, но и Европы, то массовый зритель и по сей день уверен, что все лучшее, что дал миру XX век, было рождено исключительно на берегах Сены.
Устроенная в Центре Помпиду 20 лет назад выставка "Вена 1880-1938. Рождение века" успех имела. Однако французы остались при своем мнении: никто, кроме них, не вправе претендовать на первородство всех главных течений современного искусства.
Еще ни разу Густав Климт, Эгон Шиле, Оскар Кокошка и Коломан Мозер не были столь полно представлены французской публике. Понять и оценить главных мастеров Венской школы начала прошлого столетия выставка, безусловно, поможет. Но понять, почему Вена наравне с Парижем имеет все основания претендовать на роль мировой столицы искусств, в очередной раз вряд ли удастся. Парижский зритель ничего не узнает о бурлящей культурной жизни австро-венгерской столицы на рубеже XIX и XX веков. Никто не расскажет ему о многоязычии последнего имперского города, о переплетении культур, о литературных кафе и театральной жизни — от кабаре до оперы, о многочисленных меценатах и коллекционерах, художниках и галереях.
Просветительская задача выставки становится очевидной уже с порога: зрителя встречают хрестоматийные работы всех четырех венских гигантов. Концепция чрезвычайно проста, но, как принято у французов, подана с некоторой интеллектуальной претенциозностью. Экспозиция выстроена не в хронологическом порядке, а разделена на главы и подглавы, которые по замыслу устроителей помогут неискушенным посетителям понять, что объединяет творчество представленных художников или чем они друг от друга отличаются. Больших глав четыре: "Истории", "Пейзажи", "Фигуры", "Рисунки". Подглав великое множество: "Фронтальность", "Переплетения", "Цвета", "Сияние", "Вертикаль", "Силуэты", "Позы", "Взгляды"... Если отвлечься от наукообразия и не вчитываться в пространные настенные пояснения, а отдаться лишь созерцанию картин, лишь тогда возможно оценить всю мощь венских мастеров. Открыть для себя нового, застенчивого, лишенного всяческой агрессии Шиле, когда он пишет портрет своей жены. В зале рисунков сравнить его нарочито брутальную эротику с салонной эротикой Климта. В этом крохотном зальчике понимаешь, что ученик намного превзошел своего учителя. В работах Мозера увидеть будущую фашистскую эстетику. И вспомнить, что единственного дожившего до гитлеровских времен Кокошку фюрер, мнивший себя художником, нещадно травил. Благодаря обширному разделу, где представлены пейзажи всех четырех художников, появилась редкая возможность увидеть своими глазами, как в блестящей и бурлящей Австро-Венгерской империи происходил плавный переход от классического искусства к авангарду.
В Москве закрылась выставка "Врубель и Борисов-Мусатов", побудившая критиков задаться вопросом: что объединяет столь разных художников. Парижская экспозиция дала мне странный ответ. Даже два — на один вопрос. Декоративные работы Климта — это Врубель, а пейзажи Климта — это Борисов-Мусатов. Врубеля и Борисова-Мусатова роднит время. На рубеже веков уже сложилась общая европейская эстетика, которая, как свидетельствует выставка четырех венских художников, не имеет отношения к географии. Европа объединилась задолго до политиков, и Россия была ее неотъемлемой частью.