графика скандал
В Музее современного искусства на Петровке открылась выставка "Линия бесконечности. Фрайденрайх Хундертвассер и Шоичи Хасегава". Главную интригу выставки создало поведение российской таможни. Рассказывает ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН.
Выставка Фрайденрайха Хундертвассера и Шоичи Хасегавы проходит в рамках мероприятий, посвященных 50-летию ЮНЕСКО, в связи с чем имеет мощное дипломатическое прикрытие. Ее готовили одновременно три представительства ЮНЕСКО — России, Австрии и Японии, два посольства — Австрии и Японии, Академия художеств и Музей современного искусства на Петровке. Хотя в принципе Фрайденрайх Хундертвассер прославился эксцентризмом и прямо-таки заэпатировал венскую буржуазию в 60-80-е годы (пока не уехал в Новую Зеландию), такое количество авторитетных инстанций исключает возможность появления продукции хоть сколько-нибудь скандальной.
Около двухсот офортов Хундертвассера и около ста — Шоичи Хасегавы. Они настолько близки друг другу, что иногда неотличимы. Причем это вовсе не мистическое единство душ, никогда не встречавшихся, но все равно близких, а вовсе даже результат прямых художественных контактов. Хасегава выставился в 1961 году в Токио в галерее Ямомото, а там как раз проходила выставка офортов Хундертвассера, и японский мастер так проникся, что бросил Японию, уехал в Париж, где проживает и поныне, изучил европейское искусство гравюры и стал делать офорты очень похоже на Хундертвассера. Такая буквальная встреча двух культур вследствие прямых художественных контактов не может не радовать сердце ЮНЕСКО.
Простота истории не портит ее результата: офорты обоих мастеров — это в высшей степени эстетская продукция. Фрайденрайх Хундертвассер прославился как дизайнер и архитектор, здесь он действительно что-то ниспровергал и с чем-то воевал, объявил всю архитектуру модернизма ошибкой занудства и вместо нее предложил вернуться к раскрепощенной фантастике детского рисунка. Соответственно, его самый знаменитый дом в Вене напоминает пряничный домик. Что же касается офортов, то здесь он тоже апеллировал к детскому рисунку, использовал плоские проекции, развертки, заполнял лист до конца по принципу "пока все не зарисую, другой не возьму". Как настоящий мальчик, он интересовался машинками, ракетами, пилотами, лабиринтами, многоэтажными домами и т. д. и т. п. Но у него получался странный мальчик. Очень насмотревшийся Климта, Шиле (правда, по младости совершенно не интересуясь эротической стороной их творчества), западнославянских орнаментов (модных в Вене в начале ХХ века) венского модерна Вагнера и Хофмана с их волнующей буржуазной роскошью (свои офорты он золотил и серебрил, будто это эмали), американского поп-арта, комиксов и много чего другого. В общем, такой не по годам развитый мальчик, умевший придать своим простым рисункам образ драгоценной вещи, выполненной в сложной, едва ли не ювелирной технике. Что касается Хасегавы, то он делал то же самое, но с большим вкусом, избегая того привкуса китча, который у Хундертвассера ощутим порой довольно остро.
В общем, два художника, создававшие очень эстетские офорты, в которых тщательно перемешанный коктейль из разных модных традиционностей выдавался за детскую непосредственность, но при этом так, чтобы вы понимали, что это ребенок из очень богатой семьи, которому рисовать золотом — все равно что фломастером. Отчасти понятно, почему эта выставка проходит в Музее современного искусства Зураба Церетели, мастера, чья детская непосредственность тоже очень дорого стоит. Совершенно непонятно, как на таком материале можно было устроить скандал. Но он произошел.
К шести часам, когда в музей съехались дипломаты, спонсоры (Райффайзенбанк и ювелирная фирма Frey Wille), разные прочие випы, а также художники, критики и т. д., никакой выставки не было. То есть ее как раз привезли, а пять дней до того она лежала на таможне. Выставку вешали, а гостей тщательнейшим образом проводили через металлоискатель, чтобы как-то их задержать. Это был настоящий праздник металлоискателя, но все равно к семи люди все ж таки просочились в музей, а выставки не было. За неимением ее начали фуршет, ели медленно, а выставку вешали. Потом стали говорить речи, и каждый, от дипломатов ЮНЕСКО из трех стран до полномочного министра посольства Австрии Георга Хайндля, тепло говорил о российской таможне. А выставку вешали. Надо отдать должное работникам музея, выставку смонтировали за полтора часа, и это абсолютный рекорд в деле монтажа, но все же эти полтора часа тянулись довольно долго. Это было полтора часа редкого дипломатического конфуза, и специально устроить подобный эпатаж российской государственности на пустом месте ни один художник не смог бы. Вице-президент Академии художеств Дмитрий Швидковский в своей речи предположил, что в таможню все-таки вселился дух Хундертвассера, который любил срывать свои вернисажи.
Впрочем, возможно и другое объяснение. Вероятно, среди таможенников нашелся наконец сознательный борец с китчем, салонной красивостью, безыдейным искусством и вообще засильем Церетели. Яростный борец. И как теперь в связи с этим будет складываться художественная жизнь, трудно себе представить.