В российский прокат выходят «Шепоты мертвого дома» Винсента Грэшоу, весомый, хотя и дискомфортный вклад в золотой фонд кинематографической «южной готики»
Фото: Randomix Productions; Пионер
Фото: Randomix Productions; Пионер
Даром что Йосия Грэм (Роберт Патрик) и все его трое детей носили библейские имена, а фамилия у них была такая же, как у самого известного в Америке евангелиста,— в бога он не верил. И скорее признал бы за чудо явись перед ним лепрекон, испражняющийся радугой, нежели что-то и вправду ниспосланное свыше. Но как-то раз он увидел что-то раз и навсегда изменившее его отношение к тому и этому свету… Когда ниоткуда взявшиеся фирмачи положили глаз на ферму Грэмов в Уиллоу Роуд, Оклахома (репутация фермы, где при таинственных обстоятельствах повесилась миссис Грэм, их совершенно не смущала), впервые за долгие годы собрались под одной крышей Илия (Ник Стал), Фома/Томас (Скотт Хейз) и Мария (Келли Гарнер).
История «падения дома Грэмов» является эталонным примером «южной готики», почтенного и моментально узнаваемого американского жанра, в литературе раскинувшегося в диапазоне от «Шума и ярости» Уильяма Фолкнера до «Мозгового студня» Эдварда Ли, а в кино от «Убить пересмешника» до «Техасской резни бензопилой». «Шепоты мертвого дома» располагаются в этом ряду примерно посередине, не скатываясь ни в оголтелый реднековский сплэттерпанк, ни в гуманистические проповеди. Но тьма перед глазами сгущается настолько, что ее можно потрогать, а потом безуспешно пытаться отереть о штанину и без того изгвазданных джинсов. В предыдущих своих фильмах Винсент Грэшоу проверял своих героев на прочность вполне изобретательно и безжалостно, но ни колония для малолетних («Холодная вода», 2013), ни даже обычная средняя школа («И тогда я ухожу», 2017) и близко не сравнятся с кошмарами, подстерегающими в кругу собственной семьи. Тем более, если ты родом с Юга, да не простого, а готического.
Фото: Randomix Productions; Пионер
Фото: Randomix Productions; Пионер
Фото: Randomix Productions; Пионер
Фото: Randomix Productions; Пионер
Фото: Randomix Productions; Пионер
Фото: Randomix Productions; Пионер
Фото: Randomix Productions; Пионер
При всех очевидных достоинствах, «Шепоты мертвого дома» явление не совсем уж уникальное. На специализированных хоррор-фестивалях в прошлом сезоне фильм Грэшоу не раз пересекался с собственным доппельгангером — вышедшей немного раньше, но снимавшейся параллельно «Пустошью тьмы и зла» Брайана Бертино, где точно так же (и с ничуть не менее впечатляющим и трагическим результатом) собирались на родительской ферме разнополые наследники и висела в петле покончившая с собой мать. Несовпадения в частностях (действие «Пустоши» происходит не в Оклахоме, а в Техасе; братьев и сестер не трое, а двое, на этно-эзотерическом плане проходят не кочевые цыгане, а коренные индейцы) только усиливает ощущение того, как похоже оба фильма переносят на экран все «иррациональные, ужасающие и преступные мысли, желания и импульсы», присущие, если верить Оксфордскому литературному словарю, южноготическому жанру. Даже звучные названия, данные им в российском прокате, можно поменять местами без всякого ущерба для смысла и настроения. Впрочем, один аргумент в пользу «Шепотов» кажется все-таки неоспоримым, и это, конечно, Роберт Патрик в роли главы семейства Грэмов (имя его героя вынесено в оригинальное название фильма — «What Josiah Saw» — абсолютно справедливо). Очень большой артист, вот уже ролей как сто назад смывший казавшееся пожизненным клеймо «жидкого терминатора», демонстрирует виртуозное и невероятно жуткое погружение на дно сознания «глубиного народа», причем не только оклахомского; выходит за пределы южной готики на просторы раннего Владимира Сорокина. После невыносимой, но чего уж там, мощной сцены, в которой Йосия обнаруживает у Томаса непристойные журналы и заставляет в своем присутствии «прокатиться на своем велике», доказав тем самым, что он «настоящий мужик», не остается никаких сомнений, что Патрик безукоризненно смотрелся бы в роли Ивана Алексеева, отца заглавной героини «Тридцатой любви Марины». А уж когда склонившийся над кроватью сына Йосия взволновано произносит: «Мать ничего тебе не передавала, но свет, который говорил за нее, сказал, что тебе нужно будет сделать», то кажется, что иного поручения, чем в сорокинском рассказе «Поминальное слово», Томасу Грэму ждать не приходится: ПРИШМОТАТЬ ЧУВАКА И ПРОСИФОНИТЬ ВЕРЗОХУ.
В прокате с 24 августа
Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram