О первых шагах и детских ошибках индекса РТС "Коммерсанту" рассказал основатель и первый руководитель биржи ДМИТРИЙ ПОНОМАРЕВ.
— Как родилась идея создания индекса?
— Произошло это десять лет назад, когда шло становление российского фондового рынка. Тогда введение индекса было необходимо по ряду причин. Во-первых, у торговой площадки, на которой работают брокеры и котируются эмитенты, должен был быть некий индикатор. Во-вторых, этот индикатор должен был быть не просто индексом площадки, а неким страновым индикатором, отражающим стоимость акций. В-третьих, индикатор должен был быть публичным — то есть работать как элемент маркетинга фондового рынка внутри страны и за рубежом.
— Исходя из каких соображений изначально была определена структура индекса?
— Изначально были две совершенно разные концепции. Применять при расчете индекса взвешивание по капитализации и идти по пути индексов семейства S&P, NASDAQ, FTSE-100 и др. Или не применять, как в индексах DJIA-30, NYSE Composite, Nikkei-225 и т. д. В результате остановились на модели взвешивания по капитализации. Считается, что такая модель является более эффективной при построении инвестиционных индексов. Поэтому в состав индекса РТС были включены наиболее ликвидные и капитализированные акции, торгующиеся в РТС.
— Кто участвовал в разработке индекса?
— Это был коллективный продукт, разработанный специально созданным в РТС комитетом. Принцип формирования комитета был следующий: представители членов совета директоров биржи плюс представители участников рынка.
— Действия по введению индекса как-либо согласовывались или обсуждались с представителями власти?
— Органы власти в лице ФКЦБ заинтересовались методологией расчета индекса только в 2002 году, когда главой комиссии был Игорь Костиков. В это время индекс стал уже реальным ценовым индикатором, с ним сопоставлялись показатели многих фондов коллективных инвестиций. Предложение ФКЦБ заключалось в введении разных категорий сделок: "договорные"--"не договорные", "рыночные"--"не рыночные" и т. д. Произошло это потому, что стало понятно: совершение не рыночных сделок влияет на индекс, и это неправильно.
— А как же требование останавливать торги при резких колебаниях рынка?
— Да, это было введено, когда ФКЦБ возглавлял Дмитрий Васильев. Но это требование появилось не сразу, а только после первого серьезного падения рынка, на волне азиатского кризиса осенью 1997 года. После этого было решено ввести порог в виде 20-процентного изменения цен. Кстати, тогда появилось сразу два индекса РТС — "технический" и "основной". "Технический" индекс рассчитывался фактически в режиме реального времени и обновлялся автоматически, что позволяло оперативно следить за динамикой цен. При расчете "основного" показателя включались сделки, которые не сразу рапортовались в торговую систему — такие в то время были.
— Почему РТС решила рассчитывать индекс самостоятельно? Не было ли идей считать некий "общестрановой" индикатор, объединив усилия с другими площадками?
— Да, предложения сделать общий индекс были. Особенно актуально это было в середине 1996 года, когда начала работу фондовая секция ММВБ. Тогда же решением правительства у РТС забрали торговлю акциями "Газпрома", передав ее на Московскую фондовую биржу. В это время и стали поступать предложения о создании общего индикатора, что было логично, поскольку потеря "Газпрома" нанесла существенный удар по структуре индекса. Конечно, был риск, что некий новый общий индекс вытеснит индекс РТС из информационного поля. Но к этому времени индекс РТС уже состоялся как таковой.
— Давайте вернемся в 1995 год. Как долго разрабатывалась методика расчета индекса?
— Думаю, что не меньше трех месяцев. Во-первых, к тому времени в РТС был уже накоплен определенный объем статистических данных. Поэтому методика могла быть проверена на готовой фактуре. Во-вторых, должна была быть проверена так называемая адекватность поведения индекса — то есть соответствие формально подсчитанного значения индикатора реальной ситуации на рынке. В-третьих, необходимо было добиться "удобства" индекса, в том числе и с точки зрения широты охвата эмитентов. Здесь мы хотели избежать "перекоса" индикатора при более узком выборе эмитентов, в то время как рынок в целом изменялся не так сильно.
Помимо этого был целый ряд вопросов, связанных с деталями. Например, какое значение индекса принять за начальное, начинать со ста или с тысячи пунктов — ведь на случай модификации индикатора надо было обеспечить преемственность и избежать не обоснованных ничем "скачков".
— Почему нельзя было взять готовую методику западной биржи и, не изобретая велосипеда, ограничиться ею?
— Весь описанный методологический спор как раз и апеллировал к тем подходам в расчетах индекса, которые существуют на Западе. Речь шла не о том, чтобы придумывать нечто совершенно новое, а скорее о том, чтобы понять, какая из существующих моделей нам ближе.
— Когда вы почувствовали, что индекс завоевал авторитет, на него смотрят, обращают внимание?
— Это было даже не после начала регулярных ссылок на индекс в центральной периодической печати и даже не после доклада Дмитрия Васильева в правительстве, когда он начал апеллировать к индексу и к объемам торгов, рапортуя о том, как хорошо у нас развивается рынок. Для меня это произошло в тот момент, когда об индексе впервые упомянул премьер-министр — это был Черномырдин,— сказавший в своей речи, что индекс РТС достиг стольких-то пунктов.
— В каком году это было?
— Это был 97-й год. До того времени рынок рос, но этого роста как бы не замечали. А осенью 97-го, в результате азиатского кризиса, рынок жестко провалился. И в этот момент все стали ссылаться на индекс, обратив внимание на то, что политические действия влияют на инвестиционный климат в стране, на стоимость компаний. В тот момент для меня это было признание политическим истеблишментом новой рыночной реальности, в которой живет, оказывается, целое прогрессивное сообщество. Для нас это было официальным признанием индекса и фондового рынка в новой российской экономической истории.