выставка раритеты
В Музеях Московского Кремля открылась выставка "'Премудрая двоица': царь Алексей Михайлович и патриарх Никон", приуроченная к двойному юбилею. 360 лет назад венчался на царство Алексей Михайлович. А 400 лет назад родился его "собинный друг" и одно время фактический соправитель, а позднее ожесточенный противник — патриарх Никон. Парадную демонстрацию артефактов, оставшихся после ярчайших событий XVII века, оценивал СЕРГЕЙ Ъ-ХОДНЕВ.
Само открытие этой выставки имеет в виду и третий юбилей: 200-летие Музеев Кремля, которое будет отмечаться на будущий год. Ввиду предстоящих празднеств музеи наконец-то отреставрировали и заполучили в качестве выставочной площадки Одностолпную палату — помещение в нижнем ярусе Патриаршего дворца, непосредственно под Мироваренной палатой. Что, во-первых, отрадно: до сей поры выставочная площадка у Музеев Кремля была одна, да и то не слишком просторная — зал в Успенской звоннице. Учитывая, что выставочную деятельность кремлевские музеи в последнее время ведут интенсивную, теперь, с крупным залом, им точно будет где развернуться. А во-вторых, Патриарший дворец строил как раз один из нынешних юбиляров — Никон.
Что до него персонально, то несколько лет назад посвященную патриарху выставку делал Исторический музей. Музеи же Кремля поставили себе несколько иную цель: сосредоточиться на времени до 1658 года, когда вспыльчивый царь и амбициозный патриарх, претендовавший на первенствующую роль в государственных делах, окончательно рассорились. Если оставить все последовавшее за скобками, то время действительно идилличное. Придворные панегиристы на все лады превозносили единомыслие "премудрой двоицы", осуществленный на практике идеал византийской "симфонии" — согласного верховенства царя и патриарха. Осыпанный привилегиями и носящий экстраординарный титул "великого государя" Никон наводил в церкви авторитарные порядки, раскручивая маховик своей реформы. С патриаршей подачи и царь стал одно время с той же страстностью жаждать всего греческого, как и его знаменитый сын — всего европейского. Из чего последовали оживленные контакты с греческим духовенством (читай — с Ближним Востоком и Балканами), которые отнюдь не имели исключительно религиозного или культурологического характера.
На пик приязни между царем и патриархом пришлись ведь не только начальные этапы обрядовой реформы, но и много всего из области Realpolitik: воссоединение с Украиной (представленное на выставке крохами из переписки Богдана Хмельницкого с царем и патриархом) и последовавшие войны сначала с Польшей, а затем и с недавним союзником — Шведским королевством (проиллюстрированные парадным вооружением, которое Алексей Михайлович брал с собой в походы). Мечта не то что о Третьем Риме, но и о завоевании Второго Рима, Константинополя, пожалуй, никогда еще не была московскому двору так близка. Символом этого геополитического визионерства, задающего тон выставки, служит набор регалий стамбульской работы, якобы повторяющих регалии императора Константина Великого.
Но добро бы все этой линией и ограничивалось. Количество вещей на выставке в общем-то не маленькое — 168 предметов, из которых большую часть составляют довольно крупные экспонаты, а не мелочи вроде монет или печатей. (Некоторые предметы, правда, представлены лишь в виде дотошных акварельных изображений кисти академика Федора Солнцева, составившего при Николае I внушительный альбом "древностей российского государства".) Чисто визуальное впечатление от них при этом исключительно торжественное. Практически любой предмет — будь то икона (например, тот самый список с Иверской иконы Богоматери, который по просьбе царя прислали в Москву с Афона), церемониальное облачение, книга, регалия, парадная посуда немецкой работы, реликвия (саккос и посох митрополита Петра) — прежде всего весьма зрелищен. Вплоть до совсем уж бытовых предметов: футляр для повседневной шляпы патриарха почему-то был сделан в Японии и нарядно декорирован, соответственно, в духе японского искусства XVII столетия. Тут не только вещь декоративна, но и сам казус первосвятителя московского, который хранит шляпу в лаковом футляре с журавликами. Однако же из всей этой совокупности предметов никакой связной истории образовать невозможно, потому что это выставка не столько повествующая, сколько иллюстрирующая.
Что само по себе и ничего: повествовательная экспозиция про Никона и Алексея Михайловича неминуемо грозит принять такие размеры, какие не для каждого музея будут реалистичны. Проблематично то, что неясен формат этого иллюстрирования; выставка, если всматриваться в детали, выглядит набором комментариев к произвольно подобранным и бегло намеченным сюжетам. Преподобный Елеазар Анзерский был наставником Никона и молился о рождении будущего царя Алексея Михайловича. При коронации царя писался образ его патронального святого, который помещался в Благовещенском соборе. Антиминсы (специальные алтарные платы) дониконовского и послениконовского времен очень отличались. Облачения Никона были очень-очень богаты. Основанные им монастыри вели бурную типографскую деятельность. Приблизительно такими смотрятся тезисы, стоящие за каждой витриной. Да, изобразительный ряд под каждый из них подобран заботливо и тщательно. Но логичный и обстоятельный рассказ о взаимоотношениях "премудрой двоицы", как выясняется, лучше поискать в книгах.