премьера театр
Первой премьерой сезона в Театре Станиславского стал спектакль Владимира Красовского "Любовь и карты" по пьесе Александра Островского "Невольницы". Спектаклю, обнаруженному в центре Москвы, удивлялась МАРИНА Ъ-ШИМАДИНА.
После ухода из Театра Станиславского Владимира Мирзоева коллектив решил спасаться силами приглашенных режиссеров. Но не тех модных постановщиков, которые выпускают премьеру за премьерой во всех центральных московских театрах, а неизвестных столичной публике тружеников провинции, которые не гонятся за популярностью и не занимаются так называемым актуальным искусством, а скромно и честно делают свое дело. Первым стал Владимир Красовский — режиссер, много работавший в регионах и руководивший собственным театром в Подмосковье. А первой строкой нового репертуара — пьеса Островского "Невольницы", которую режиссер ставил несколько лет назад в своем театре "Переулок" и исполнял в ней роль старика Стырова. Эту не самую известную и не самую удачную позднюю комедию классика, рассказывающую о том, как юная красотка вышла замуж за старика, чтобы иметь возможность встречаться со своим кавалером, господин Красовский переименовал в "Любовь и карты", потому что название "Невольницы" ассоциировалось у него с бразильскими сериалами. Но саму пьесу он счел вполне современной и созвучной нашим дням: "В пьесе затрагиваются такие нравственные и социальные проблемы, как любовь и деньги, неравный брак, взаимоотношения в семье".
После недавних "Монологов вагин" смелая идея, что неплохо бы немного ослабить ошейник на замужней женщине, равно как и утверждение, что лучшее занятие для жены — "это игра в винт", выглядят свежо. Тем более если они подаются без всякой, боже упаси, иронии, а как последние достижения социальной мысли. Вы можете мне возразить, что классика есть классика и ее вовсе не обязательно осовременивать, особенно если это Островский. Вон Сергей Женовач поставил в Малом театре "Правда хорошо, а счастье — лучше" без всяких там хитрых режиссерских концепций — и все действительно счастливы. Но Владимир Красовский, перенеся действие пьесы в начало ХХ века, в эпоху модерна (так же, как это сделал с "Последней жертвой" Юрий Еремин в МХТ), оставил стиль игры таким, каким он мог, наверное, быть в убогом провинциальном театре позапрошлого века. Артисты старшего поколения Театра Станиславского, которым достались роли слуг, демонстрируют здесь блестящий образец, казалось бы, навсегда от нас ушедшего искусства "актер актерычей": пугаются так, что падают под стол, старательно изображают пьяных, бьют себя в грудь, потрясают кулаками, брызгают слюной и каждый свой выход на сцену превращают в маленький комический бенефис. Молодежь, исполняющая главные роли, всячески старается дотянуться до стариков, но куда там. К тому же ей приходится ломать не комедию, а самую настоящую драму.
Юную Евлалию, которую со времен Марии Ермоловой обычно играли недалекой, избалованной и жеманной женщиной, вешающейся на шею подчиненному мужа исключительно от скуки, актриса Людмила Халилуллина воспринимает всерьез. На голубом глазу она со страстью произносит весь этот восторженный лепет своей неумной героини: "Помните, как мы, бывало, в зале у маменьки музыку Шопена слушали... а на акте вальс танцевали... помните — с балкона на звезды смотрели..." При этом артистка делает трагическое лицо, заламывает руки, громко вскрикивает и так отчаянно жестикулирует, что комический эффект создается помимо ее воли.
В разгар фестиваля "Новой драмы", утомленная бесконечными жесткими и бескомпромиссными пьесами о современной реальности, я уже начинала сомневаться — да существует ли еще тот рутинный, фальшивый и не имеющий ничего общего с жизнью театр, против которого идут крестовым походом идеологи этого движения? И в этом смысле постановка господина Красовского не просто полезна для примера, а еще и выполняет важную роль пугающей культурной альтернативы прямо на Тверской улице. Правда, в этом сезоне Театр Станиславского возглавила режиссер Татьяна Ахрамкова, работавшая прежде в Маяковке, и она настроена решительно бороться с непрофессионализмом, разгильдяйством и косностью в труппе. Но последний из спектаклей, доставшихся режиссеру в наследство, красноречиво говорит о том, какие нелегкие бои ей предстоят.