Правда об Андрее Колесникове. Предисловие А. Васильева
Когда Колесникова стали систематически пускать в Кремль, я понял, что такое кремлевский корреспондент. Кроме меня это поняли и читатели "Ъ", и писатели "Ъ", и даже – не побоюсь этого слова – пресс-секретарь президента России Алексей Алексеевич Громов.
А до этого они ничего не понимали. Потому что читали Елену Трегубову. По итогам ее работы в Кремле про эту кремлевскую диггершу у меня, ее бывшего любимого руководителя, спрашивали только одно: "А правда, что ли, красивая бабца?" Причем не придурки какие-нибудь спрашивали, а серьезные, влиятельные люди.
Ну что я им мог ответить? Сиськи – во! Попа – во! Ну, еще ростом повыше меня. И все. Больше вопросов по книге не имеется. А про Колесникова меня никто не спрашивает, как он выглядит. А спрашивают, наоборот, почему его еще не выгнали из Спасских ворот. Причем опять же не придурки спрашивают, а серьезные, влиятельные люди. Ну что я им могу ответить? Путину, говорю, очень нравится.
А Трегубова там никому не нравилась. Даже, несмотря на ее утверждения, тогдашнему главе администрации президента России Александру Стальевичу Волошину. Я сам ходил к нему жаловаться на травлю ее со стороны – не побоюсь этого слова – Алексея Алексеевича Громова. Не помог ей Волошин – даже не пообещал помочь.
Теперь вы меня спросите: а что же ты защищал-то Трегубову? А защищал я ее, потому что не имеет права кремлевская администрация диктовать главному редактору, кого ему делегировать в "кремлевский пул". Война эта длилась, с переменным успехом, больше года и очень Трегубовой нравилась. Там были и открытые письма тому же Волошину, и бойкоты президентских визитов, и даже победы были. Хотя победы мне тоже большой радости не приносили. Отправишь девушку в какой-нибудь Башкортостан с президентом – и жди весточек с полей. То она с ФСО подерется, то с коллегами по пулу поскандалит, то нахамит самому – не побоюсь этого слова – Алексею Алексеевичу Громову. А главное – каждый раз ждешь ее заметок с нехорошим предчувствием: вдруг наврет в фактуре? И предчувствия частенько не обманывали...
При этом – понты были дикие. Классический пример. Приходит ко мне такая гордая и заявляет: "Все, я на Суркова обиделась. Больше с ним не разговариваю". Я ей: "Деточка! Тебе за это зарплату платят, чтобы ты с ним разговаривала. А вот на танцы – я не настаиваю – можешь его не приглашать".
В общем, устал я как собака. Позвал Лену в кафе "Джек Рэббит слимз" и говорю: "Лен, ну что это за журналистика: из кабинета Владислава Юрьевича Суркова – в кабинет Алексея Алексеевича Громова, от Алексея Алексеевича Громова – к Александру Стальевичу Волошину. Тем более что они тебе давно уже ничего не говорят. Оглянись, мир более многообразен и увлекателен..." Короче, прогнал такую пургу, девушка поплакала, взяла месяц внепланового отпуска за счет редакции и согласилась.
Вот тут начинается самое интересное: кого на ее место?
Сразу скажу, Колесников посмотрел на меня, как на идиота. Он в тот момент работал штатным гением "Коммерсанта", получал бешеные деньги, писал какие-то путевые заметки размером с полосу и в Кремле был считаные разы – когда они с Путиным писали книгу про Путина. Что с такого возьмешь?
Но я взял. Опять же прогнал телегу про зачатие жанра "кремлевского" репортажа, про то, что надо показать класс этим; про то, что если он не согласится, то я вообще с Путиным никого посылать не буду – только зря деньги тратить... Он и повелся. И было это три года назад.
Нынешний главный редактор "Коммерсанта" Саша Стукалин теперь, конечно, меня за тот кадровый ход проклинает. Во-первых, Колесников всегда диктует поздно. Типография уже на ночь закрывается, а он все диктует. Во-вторых, он диктует много. Пообещает, например, 230 строк надиктовать, а надиктовывает 370. И куда, спрашивается, эти лишние строки девать, когда номер уже сверстан, а типография (см. выше) закрывается? В-третьих, он, когда его тексты сокращают, скандалит, как баба. В-четвертых, он жалуется на меня – не побоюсь этого слова – Алексею Алексеевичу Громову... В общем, я думаю, вам все понятно.
С другой стороны (уговариваю я главного редактора Сашу Стукалина), он ведь работает в антисанитарных условиях – пишет где-то по пути в аэропорт на коленке, добывает информацию, которой в околопутинских кругах никто давно уже ни с кем не делится, разбирается в подоплеке каждого путинского визита да еще и в фактах не врет. И главное (уговариваю я Сашу Стукалина) он ведь, черт, интересно пишет. Представляешь, про Путина – и интересно!
И вот мне в результате удалось донести до читателей "Коммерсанта" две очень важные истины.
Первая: теперь всем абсолютно ясно, как именно следует писать о президенте России Владимире Путине.
Вторая: кроме Колесникова писать о президенте России Владимире Путине так, чтобы про это можно было читать, никто не умеет.
Андрей Васильев,
генеральный директор ИД "Коммерсантъ"
А до этого они ничего не понимали. Потому что читали Елену Трегубову. По итогам ее работы в Кремле про эту кремлевскую диггершу у меня, ее бывшего любимого руководителя, спрашивали только одно: "А правда, что ли, красивая бабца?" Причем не придурки какие-нибудь спрашивали, а серьезные, влиятельные люди.
Ну что я им мог ответить? Сиськи – во! Попа – во! Ну, еще ростом повыше меня. И все. Больше вопросов по книге не имеется. А про Колесникова меня никто не спрашивает, как он выглядит. А спрашивают, наоборот, почему его еще не выгнали из Спасских ворот. Причем опять же не придурки спрашивают, а серьезные, влиятельные люди. Ну что я им могу ответить? Путину, говорю, очень нравится.
А Трегубова там никому не нравилась. Даже, несмотря на ее утверждения, тогдашнему главе администрации президента России Александру Стальевичу Волошину. Я сам ходил к нему жаловаться на травлю ее со стороны – не побоюсь этого слова – Алексея Алексеевича Громова. Не помог ей Волошин – даже не пообещал помочь.
Теперь вы меня спросите: а что же ты защищал-то Трегубову? А защищал я ее, потому что не имеет права кремлевская администрация диктовать главному редактору, кого ему делегировать в "кремлевский пул". Война эта длилась, с переменным успехом, больше года и очень Трегубовой нравилась. Там были и открытые письма тому же Волошину, и бойкоты президентских визитов, и даже победы были. Хотя победы мне тоже большой радости не приносили. Отправишь девушку в какой-нибудь Башкортостан с президентом – и жди весточек с полей. То она с ФСО подерется, то с коллегами по пулу поскандалит, то нахамит самому – не побоюсь этого слова – Алексею Алексеевичу Громову. А главное – каждый раз ждешь ее заметок с нехорошим предчувствием: вдруг наврет в фактуре? И предчувствия частенько не обманывали...
При этом – понты были дикие. Классический пример. Приходит ко мне такая гордая и заявляет: "Все, я на Суркова обиделась. Больше с ним не разговариваю". Я ей: "Деточка! Тебе за это зарплату платят, чтобы ты с ним разговаривала. А вот на танцы – я не настаиваю – можешь его не приглашать".
В общем, устал я как собака. Позвал Лену в кафе "Джек Рэббит слимз" и говорю: "Лен, ну что это за журналистика: из кабинета Владислава Юрьевича Суркова – в кабинет Алексея Алексеевича Громова, от Алексея Алексеевича Громова – к Александру Стальевичу Волошину. Тем более что они тебе давно уже ничего не говорят. Оглянись, мир более многообразен и увлекателен..." Короче, прогнал такую пургу, девушка поплакала, взяла месяц внепланового отпуска за счет редакции и согласилась.
Вот тут начинается самое интересное: кого на ее место?
Сразу скажу, Колесников посмотрел на меня, как на идиота. Он в тот момент работал штатным гением "Коммерсанта", получал бешеные деньги, писал какие-то путевые заметки размером с полосу и в Кремле был считаные разы – когда они с Путиным писали книгу про Путина. Что с такого возьмешь?
Но я взял. Опять же прогнал телегу про зачатие жанра "кремлевского" репортажа, про то, что надо показать класс этим; про то, что если он не согласится, то я вообще с Путиным никого посылать не буду – только зря деньги тратить... Он и повелся. И было это три года назад.
Нынешний главный редактор "Коммерсанта" Саша Стукалин теперь, конечно, меня за тот кадровый ход проклинает. Во-первых, Колесников всегда диктует поздно. Типография уже на ночь закрывается, а он все диктует. Во-вторых, он диктует много. Пообещает, например, 230 строк надиктовать, а надиктовывает 370. И куда, спрашивается, эти лишние строки девать, когда номер уже сверстан, а типография (см. выше) закрывается? В-третьих, он, когда его тексты сокращают, скандалит, как баба. В-четвертых, он жалуется на меня – не побоюсь этого слова – Алексею Алексеевичу Громову... В общем, я думаю, вам все понятно.
С другой стороны (уговариваю я главного редактора Сашу Стукалина), он ведь работает в антисанитарных условиях – пишет где-то по пути в аэропорт на коленке, добывает информацию, которой в околопутинских кругах никто давно уже ни с кем не делится, разбирается в подоплеке каждого путинского визита да еще и в фактах не врет. И главное (уговариваю я Сашу Стукалина) он ведь, черт, интересно пишет. Представляешь, про Путина – и интересно!
И вот мне в результате удалось донести до читателей "Коммерсанта" две очень важные истины.
Первая: теперь всем абсолютно ясно, как именно следует писать о президенте России Владимире Путине.
Вторая: кроме Колесникова писать о президенте России Владимире Путине так, чтобы про это можно было читать, никто не умеет.
Андрей Васильев,
генеральный директор ИД "Коммерсантъ"