премьера театр
Московский Театр сатиры показал премьеру спектакля режиссера Андрея Денникова "Левша" по мотивам Николая Лескова, Евгения Замятина и Владимира Дмитриева. РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ не узнал театр.
Если вы несколько сезонов (а тем более несколько десятилетий) не посещали Московский академический театр сатиры, то ни в коем случае не смотрите и "Левшу". Увидеть это произведение в знакомых с детства стенах — все равно что столкнуться на улице со старым приятелем, которого постигла какая-то бытовая катастрофа. Ну да, знакомец ваш и несколько лет назад, когда вы виделись в последний раз, одет был несколько старомодно, не изрекал ничего сверхъестественного или оригинального, не потрясал смелостью идей, но выглядел все-таки чисто, прилично, вполне благополучно. И вот надевает бог весть что, несет околесицу, а на сочувственные вопросы машет рукой: а, и так сойдет, ну и что с того, что старый круг общения распался, народу же всякого по свету много ходит, всегда найдется, с кем душу отвести.
Отыщется, должно быть, "свой зритель" и на "Левшу" в постановке молодого режиссера Андрея Денникова. Прохожих же много по Садовой ходит. Многие из публики восторженно хлопали. Им, видимо, нравилось, что занавес сшит из пестрых лоскутков, что громко играет живой оркестр, что актеры старательно наигрывают скоморошью бодрость, что благодаря подзвучке их хорошо слышно, что костюмы Анны Львовой так режут глаза своими расцветками, что, кажется, одежда будет хорошо видна, даже если зажмуриться. По духу своему и строю "Левша" очень напоминает наскоро слепленные представления в богатом дворце культуры: показывать можно, и хотя что-то сделано тяп-ляп, но где-то актеры сымпровизировали шутки, а вот тут немножко сплясали и спели, там срифмовали, сям состроили смешную гримасу или щедро шевельнули нижним бюстом. Не потому ли вспомнилось выражение, что изображающий атамана Платова Николай Пеньков когда-то замечательно играл на этой же самой сцене Присыпкина в "Клопе" Маяковского.
Недовольного можно, конечно, ткнуть носом в программку — читайте, там же написано, что это "музыкальный балаган". Непонятно только, почему у нас словом "балаган" негласно разрешено оправдывать отсутствие вкуса, чувства ритма и композиции. Не на базарной же площади дело происходит. Коль скоро площадной жанр размещен в итальянской театральной коробке, он должен стать предметом режиссерской стилизации и художественной рефлексии — все равно как при постановке костюмной исторической пьесы. И известная грубость приемов, присущая балагану, тоже должна узнаваться как осознанный художественный прием. Стильный балаган сделать, кстати, сложнее, чем стильную безделушку с пудрой и париками, потому что лазеек для праздничности, театральности сувенирной красоты и прочей безвкусицы образуется больше.
В одну из них влезла инсценировка. Андрей Денников сам соединил хрестоматийный сказ Николая Лескова о Левше, пьесу Евгения Замятина "Блоха", написанную им в 20-е годы для МХАТ-2, и музыкальную комедию Владимира Дмитриева. Видимо, именно из последней в спектакль попали нелепейшие сцены из лондонского путешествия тульского мастера, в том числе стриптиз английской проститутки и аудиенция Левши у королевы Елизаветы. Кстати, совершенно неясно, откуда взялась эта Елизавета: в Ганноверской династии, правившей Великобританией в позапрошлом веке, королев с таким именем не было. То ли с Викторией перепутали, то ли здесь содержится бессмысленный намек на современную Елизавету II. Впрочем, не будем искать мелких блох в литературной композиции. Есть в ней загвоздка и покрупнее. Евгений Замятин, написавший действительно раешную пьесу (не зря ее часто ставят в кукольных театрах), вступил в принципиальный спор с Лесковым. Трагический конец Левши Замятин заменил на жизнеутверждающий. Для финала спектакля Андрей Денников выбрал смертоносный оригинал Лескова. Режиссер резко сменил правила игры, вдруг подпустил якобы драматические черно-белые тона, но тем самым выдал себя с головой — как же притворен и убог тот балаган, в котором пасуют перед игрой в смерть.
Вообще, если современный молодой режиссер предлагает уважающему себя театру в сцене смерти накрывать покойного героя белым полотнищем, врубать церковное песнопение, пафосно орать молитву и опускать из-под колосников большую икону, то в духе предложенного им же балагана мальчишку надо бить палкой и гнать в шею. Вот интересно, художественный руководитель Театра сатиры Александр Ширвиндт, прежде чем приглашать режиссера на постановку, проехал ли по Садовому кольцу три троллейбусные остановки до Театра имени Образцова, где несколько лет трудится господин Денников... Если нет, то он негодно исполняет возложенные на него учредителем театра служебные обязанности. А если увиденное худрука вдохновило, то остается одно — развести руками, горестно подивиться происходящим в мире метаморфозам и впредь избегать встреч с одичавшим старым приятелем.