Вся правда о бегемотах

Исследовал Геннадий Йозефавичус

Кажется, я был первым русским туристом в Республике Малави. Во всяком случае, ни повстречавшиеся мне малавийцы, ни орудующие в стране белые туроператоры не смогли припомнить чего-то, в смысле кого-то, подобного. Теперь смогут! Дорога разведана, путь открыт.

Столица Республики Малави, Лилонгве, оказалась не городом вовсе, а скорее поселком городского типа, маленьким и довольно неопрятным. На всех улицах поселка шла бойкая торговля поддельными Nike, бывшими в употреблении покрышками, особыми африканскими огурцами и скрэтч-картами мобильных операторов. Ничего меня в столице не задерживало, а потому я вместе с тихим и медлительным водителем отправился на юг, в сторону национального парка Ливонде, где мне предстояло провести ночь в лагере Мвуу.

Часа через три мы наконец-то доехали до границы национального парка, я был зарегистрирован в толстой книге, пересажен из автомобиля на катер и оттранспортирован на противоположный берег реки Шайр. У мостков меня дожидались повар и живая природа. Живую природу представляли отфыркивающийся бегемот и олень с одним рогом. Повар, временно исполнявший роль носильщика, умчался вперед с моей сумкой, а лодочник, оказавшийся каким-то лагерным начальником, повел меня ориентироваться на местности.

— Это бассейн,— как-то неуверенно сказал начальник-лодочник и показал на резервуар, наполненный жидкостью болотного цвета.— А это место для костра; тут все собираются вечером, перед ужином. Джин-тоник пьют. А этого оленя мы зовем Мартином, он тут постоянно ошивается.

Потом мне было предложено подписать бумагу, снимающую с администрации лагеря Мвуу, а также с обитателей национального парка Ливонде всяческую ответственность за причинение мне вреда. Той же бумагой ответственность за ущерб, нанесенный мною обитателям и лагерю, несимметрично возлагалась на меня.

Покончив с формальностями, я отправился в свое убежище, которое оказалось развернутой в сторону реки палаткой, с тылу снабженной капитальной ванной комнатой, а с фасада — террасой, нависающей дощатым помостом над водой и всем ее содержимым. Содержимое клокотало, булькало, лязгало челюстями и наводило прочий шум, защищаемый статусом национального парка и только что подписанной бумагой. Меня же от него могли защитить только крепкие нервы и беруши (слава богу, я стащил пару таких из самолета).

Побросав вещи, я бросился нагонять уехавшую в ночное часом ранее группу любителей живой природы. Водитель моего "Лендровера" связался по рации с головной машиной, и уже минут через десять я воссоединился с гидом-натуралистом и несколькими постояльцами Мвуу, колесившими по бушу в поисках зверья. К тому времени уже совсем стемнело, и следопыт, восседавший на капоте автомобиля, стал шарить лучом фонаря по окружающим внедорожник зарослям. Завидев животных, ведущих дневной образ жизни (антилоп, к примеру, или бородавочников), следопыт либо убирал луч вовсе, либо направлял его в воздух — туда, где яркий свет уже никому не мог помешать. Зато ночным жителям (мангустам, диким кошкам и пр.) освещение и наше внимание доставались по полной программе.

Утомленные тряской и возбужденные увиденным мы вернулись в лагерь, где, как и было обещано, нас ждали костер, джин-тоник и обед за общим столом. А еще нас ждали крокодилы и бегемоты, обустроившиеся в полусотне метров от костровища, в воде реки Шайр. Под аккомпанемент бегемотьих воплей наш натуралист рассказывал истории об этих милых с виду животных. Оказывается, бегемот — чрезвычайно жестокое создание. Вооруженная огромными клыками пасть одинаково успешно перемалывает травку и кости противников, вздумавших напасть (вернее, посмевших подумать о том, чтобы напасть) на детей-бегемотиков. Самое неприятное — оказаться в клещах между берегом и возвращающимся в воду бегемотом. Почувствовав опасность, пусть и мнимую, гиппопотам теряет рассудок и бросается, разинув пасть, на предполагаемого противника. Как правило, врагу уйти не удается. В Африке, по утверждению нашего натуралиста, больше всего жертв среди людей именно на счету бегемотов. А ведь по всему лагерю расставлены предупредительные таблички "Beware of hippos"! Как же тут вообще ходить, если все тот же натуралист рассказал, что вечером и ночью эти убийцы вылезают из воды и отправляются чуть не за десятки километров щипать травку. Одно успокаивает: бегемоты всегда ходят одними и теми же маршрутами, по проложенным еще бабушками с дедушками тропам, и на таких тропах никогда не строятся лагеря. К десерту и нам хотелось верить, что лагерь Мвуу не был по ошибке разбит на какой-нибудь любимой бегемотами трассе.

Симптоматично, что после всех этих людоедских рассказов натуралист объявил мне, что утром меня ждет водное сафари — поездка на лодке по реке и знакомство с жизнью бегемотов в естественных для них условиях.

— Еще как нападают! Иной раз по ошибке — это когда он всплывает на поверхность и не видит над собой лодку, а другой раз — из защитных соображений. Когда случайно, он и сам пугается: перевернет плавсредство, а сам наутек. А вот в атаке он силен! Разинет пасть, хрясть — и нет одного борта, хрясть — и нет лодочки. Кстати, с воды еще прекрасно видно слонов, антилоп и буйволов, пришедших на водопой, греющихся на берегу крокодилов и прочую живность!

Добравшись до своей палатки, я взял фонарь и пошел на террасу знакомиться с соседями. По противоположному берегу бродил грустный оболганный бегемот, совсем не производивший впечатления серийного убийцы. Из воды на свет фонаря выпрыгивали здоровенные рыбины. На ветвях дерева, стоящего рядом с палаткой, сидели сонные бабуины. Сверху над террасой висел Южный Крест, самое известное созвездие чужого полушария.

Утром, часов в шесть, за пологом палатки кто-то произнес "knock-knock". Стучать и вправду было не по чему. Проорав спросонья что-то душеспасительное, я впустил давешнего следопыта, принесшего мне утренний кофе. Вернее даже не просто кофе, но целый чемодан для пикника, внутри которого оказались и кофейник, и термос, и коробка с бисквитами, и чашка, и все остальное.

Я добежал до душа, переборов газовую колонку, добился горячей воды, потом умылся, взбодрился кофеином и потрусил к пристани. Лодка под зеленым тентом уже ждала меня.

Начал накрапывать дождь, и мы с лодочником отправились распугивать бегемотов, уже вернувшихся к тому времени с ночных сенокосов в родную стихию. Надо сказать, что подплывали мы (или "подходили", как сказали бы моряки) к довольно большим, особей в тридцать, компаниям гиппопотамов на довольно близкое расстояние. Уже метрах в 50 крайние тушки начинали нервничать, крутить ушами, разевать пасти и издавать свои знаменитые трубные звуки. Когда мы приближались еще ближе, особо нервные уходили под воду. Мы щекотали нервы бегемотам, и они отвечали нам взаимностью.

Насладившись игрой с бегемотами, мы пошли ближе к берегу, на который как раз вышла слоновья семейка. Опустив хоботы в воду, слоны набирали в них воду, потом вынимали свое хозяйство из реки, отправляли хоботы в рот и утоляли жажду.

Вдруг раздался ужасающий шум. Как оказалось, припозднившийся бегемот возвращался в реку из пешего похода. Разогнавшись метрах в пятидесяти от берега, здоровенное животное со всего маху врезалось в воду, поднимая море брызг и издавая соответствующие звуки. Картина, признаться, живо напомнила мне виденные в детстве картины купания дородных мамаш в прохладных водах Рижского залива. Те, кстати, защищали своих малышей и свое место под солнцем с рвением дюжины бегемотов.

Тем временем сеанс сафари завершился, мой проводник причалил, привязал лодку и повел меня на запах бобов и жареного бекона.

Через полчаса меня, уже набитого непременными составляющими английского завтрака, отвезли на утоптанную земляную авиаполосу. В небе что-то зашумело, и из ближайшего облака вынырнул двухмоторный Piper Comanche. Меня и мою сумку кое-как запихнули в крохотную кабину, и вдвоем с бельгийским пилотом мы полетели в другое заповедное место — в национальный парк Ваза Марш.

Через минут сорок мы были на месте, вернее над местом. По вырубленной в буше полосе разгуливал слон, а потому нам пришлось, снизившись на довольно маленькую высоту, попугать животное шумом моторов. Слон, конечно, не испугался, но, как гостеприимный хозяин, освободил полосу и позволил нам приземлиться.

Шум моторов привлек работников лагеря Ваза Марш, и вскоре за мной приехала машина.

Меня оттранспортировали к озеру, на берегу которого обнаружились выстроенные из тростника четыре хижины. В одну из них меня поселили.

В озере и вокруг него тем временем начиналась активная жизнь. Вернувшиеся с полей бегемоты стали принимать грязевые ванны, а антилопы с бабуинами — гоняться друг за другом. На дальний от нас берег вышла семья слонов. Ехать на сафари в принципе было абсолютно необязательно — живая природа с большим удовольствием сама демонстрировала себя с довольно близкого расстояния.

Тем не менее на закате мы загрузились в кузов Toyota и поехали в буш. Солнце и комары не обманывали ожиданий. Солнце красиво садилось, комары некрасиво жужжали и норовили напиться крови, защищенной от малярии препаратом Lariam. Других животных (помимо комаров) видно не было. У озера было лучше.

В темноте мы вернулись в лагерь, и расселись вокруг костра. Джин-и-тоник развязал языки, и соратники стали рассказывать о себе. Одна семья оказалась голландской: два сына приехали на каникулы к отцу, работающему в Малави на табачных плантациях. Другая семья прилетела из Сингапура, причем этот отец оказался урожденным малавийцем, вернувшимся на родину спустя тридцать пять лет. Голландец рассказал, что Республика Малави быстро заняла место Зимбабве (до блистательной аграрной реформы именно эта страна давала всем нам прикурить) на мировом рынке табака.

После ужина мы разбрелись по хижинам, не испытывая, по правде, особой уверенности в том, что тростниковые стены смогут защитить от слонов с бегемотами. Оказалось, что защитить они прежде всего не могут от зимнего африканского ночного холода. Ваза Марш находится на высоте полутора тысяч метров над уровнем моря, и эти метры способствовали дополнительной заморозке. К утру изо рта шел пар. Никогда еще я так не мечтал о горячем завтраке!

После бобов с яйцами меня снова отвезли на взлетную полосу. Слона не было, зато крохотная Cessna с канадским авиатором за штурвалом дожидалась меня, чтобы переправить в Замбию, на реку Луангве. Так как я покидал Малави, нам — по пути в международный аэропорт Мфуэ — предстояло сделать остановку в международном аэропорту Мзузу, где моя малавийская виза должна была быть погашена.

На подлете к Мзузу диспетчер запросил пилота, оплатит ли его пассажир такси иммиграционному чиновнику, который не успевает в аэропорт. Его пассажиру, то есть мне, ничего не оставалось делать. Я дал добро на такси.

Времени на формальности было потрачено совсем немного, куда больше его ушло на заправку самолета перед полетом в Замбию. Мне поставили штампик в паспорт, содрали 25 долларов аэропортовского сбора да и отпустили с миром. Из Мзузу мы полетели дальше, в Мфуэ. Об этом — в следующем материале.