премьера кино
Датский режиссер Ларс фон Триер продолжает составлять свой кинопутеводитель по городам сложившейся в его воображении Америки. После увлекательной экскурсии по "Догвилю" (Dogville) настал черед "Мандерлея" (Manderlay) — при посредничестве триеровской героини Грейс с его достопримечательностями ознакомилась ЛИДИЯ Ъ-МАСЛОВА.
Главной достопримечательностью алабамского городка Мандерлея является рабовладельческий строй, законсервировавшийся на 70 лет после его формальной отмены. Так бы он и существовал еще невесть сколько времени, если бы не гастроли выездного Страшного суда в составе гангстерской династии Маллиганов, уже расправившихся с Догвилем,— Грейс и ее отца. По сути своей это Бог Отец и Бог Дочь, а Святым Духом остается назначить только самого Ларса фон Триера, рассматривающего с высоты своего метафизического презрения Америку, которой он в реальности никогда не видел и потому может оставаться максимально отстраненным, как и подобает Святому Духу.
Отстраненности способствует и знакомая по "Догвилю" театральная условность, когда стены домов нарисованы мелом на асфальте, а желающие войти внутрь понарошку стучатся в воздух, как будто это дверь. В довершение всего в этот спектакль на роль Грейс вместо нежной и трепетной Николь Кидман введена пацанка Брюс Даллас Хоуард. Благодаря замене актрисы с лица Грейс стерся возрастной опыт: она ничуть не поумнела и ничему не научилась после Догвиля, только укрепилась в решимости переть напролом к идеалу справедливости, об обреченности которого постоянно напоминает ей отец. Его в "Мандерлее" вместо благообразного Джеймса Каана, снисходительно сокрушавшегося о неисправимости человеческих пороков, играет циничный Уиллем Дефо, в чьем исполнении рассуждения о безнадежности воспитательных мер по улучшению человека отдают совсем уже издевательским злорадством.
Наивная Грейс же исповедует концепцию о долге интеллигенции перед народом и ответственности белых перед черными, поэтому остается "поднимать целину", "помогать неграм выращивать хлопок и учить их демократическим порядкам: например, что свободные мужчины едят не по часам, а когда хотят, и свободные женщины тоже". Правда, ввиду неурожая в Мандерлее есть особо нечего — если не считать родного глинозема, каковым и питаются мандерлейцы, а вместе с ними и Грейс. Мясо зарезанного ослика Люцифера полагается только больной девочке, которая умирает по вине старухи, под покровом ночи воровавшей у нее еду. Чтобы обсудить инцидент, рабы впервые собираются на демократическое судилище по аналогии с теми, на которых свободные жители Догвиля проявляли редкое единодушие. Проведя собрание, гуманная Грейс убаюкивает старушку враньем, что ее помиловали, и когда та засыпает, лично приводит приговор в исполнение — если в Догвиле она только к финалу понимала, что "самой тоже иногда надо что-то делать", то теперь Грейс практически все делает сама. Результат, однако, не меняется: как догвильчане сажали Грейс на цепь с погремушкой, так и мандерлейцы не хотят отпускать ее, мечтая сделать ее своей новой плантаторшей, "хранительницей зверинца для тварей, у которых на свободе нет шансов". Интеллигентные негры понимают, что Америка еще не скоро будет готова принять их как равных и номинальная отмена рабства не страхует цветных от новых унижений, а негры попроще считают себя порочными по природе и высказываются почти что в духе гоголевских крестьян, что, мол, если мужик балуется, отчего и не посечь его. За бич Грейс хватается, пережив личное романтическое разочарование, аналогичное тому, которое испытала в Догвиле и вылечила пулей, собственноручно пущенной в лоб трусливого возлюбленного. В Мандерлее героиня опять заблуждается на мужской счет, полагая, что объект ее эротических фантазий по составленной плантаторами психологической классификации принадлежит к категории "гордый раб" и единственный среди всех обладает истинной жаждой свободы. На самом деле он оказывается представителем сволочной категории "угодливых рабов", способных притворяться какими угодно, и ничего кроме плетки не заслуживает. Увлекшись праведной поркой, Грейс упускает из виду своеобразный хронотоп Мандерлея, где время измеряется не часами, а устанавливается общественным договором, и опаздывает спастись бегством в отцовской машине. Но тут на выручку приходит всесильный режиссер, показывающий с высоты космической аэрофотосъемки, как Грейс, будто Алиса по шахматной доске, улепетывает по американской карте в направлении Вирджинии: в заключительной части американской трилогии Ларса фон Триера под общим названием "Америка — страна возможностей" ей распахнет гостеприимные объятия "Вашингтон", всего лишь третий в бесконечном списке городов, без которых мир стал бы только лучше.