выставка
В Музее современного искусства в Салониках открылась выставка "Свет и цвет в русском авангарде", до этого показанная в Вене и Берлине. Теперь 300 работ из коллекции легендарного Георгия Костаки вернулись по месту "прописки" — в конце 1990-х они были приобретены греческим правительством специально для музея в Салониках.
"Цвет" обыгран в экспозиции буквально: выставка построена по колористическому принципу, и работы расположены по доминирующему в них цвету — от черного до белого. "Свет" — понятие более субъективное, но здесь и оно приобретает очевидные коннотации: на выставке собран весь свет и весь цвет русского авангарда. 23 художника, среди которых Василий Кандинский, Казимир Малевич, Александр Родченко, Владимир Татлин, Павел Филонов, Надежда Удальцова, Александра Экстер, Эль Лисицкий, Любовь Попова, Владимир Маяковский, Алексей Крученых и выделенные здесь особо Иван Клюн и Густав Клуцис. Все они, по замыслу кураторов, подведены под термин "супрематизм". Список, прямо скажем, не очевидный, но от этого выставка только выигрывает — это уже не столько страстное перечисление (смотрите, какие у нас есть шедевры), сколько оригинальная интерпретация обретенных музеем сокровищ.
Сокровища действительно удивительные. "Греческая" часть собрания Георгия Костаки составила более 1200 произведений, большинство из которых — самого что ни на есть первого ряда. Если даже забыть о том, что есть еще "советская" часть коллекции, находящаяся в Третьяковской галерее в Москве, то все равно масштабы уникальные. При этом коллекцию Костаки отличает еще вожделенная сегодня "чистота" происхождения вещей: в те времена, когда собирал Костаки (1940-1970-е годы), подделки русского авангарда в России еще не ходили — хлопот много, а рынка сбыта почти никакого.
Специалисты называют биографию Костаки-коллекционера "выдающейся" даже среди его коллег по цеху собирателей авангарда, коих в ХХ веке было немало. Сын московского грека-торговца Георгий Костаки не получил никакого образования. Он родился в 1913-м, в 19 лет женился, да и вообще не до того было. Совершенно обрусевший, но по паспорту грек, Костаки быстро понял, где могут не тронуть. Пока другие члены его семьи один за другим исчезали в лагерях, он служил шофером сначала в греческом посольстве, потом в финском, а потом в канадском. Администратором у канадцев он работал почти до самого своего отъезда. Коллекционировать Костаки начал как вполне добропорядочный гражданин — водил иностранных дипломатов по антикварам и комиссионкам, смотрел, учился, и начал потихоньку прикупать "малых голландцев".
Русский авангард знать не знал, пока случайно в первый послевоенный год не увидел картину ни ему, ни кому другому тогда не известной Ольги Розановой. Сам Костаки в своих воспоминаниях пишет о том, что это был "глас Божий". Стоит поверить старому хитрецу — угадать истинную (хоть художественную, хоть материальную) ценность этой и подобных ей вещей тогда можно было лишь обладая сверхъестественным чутьем. У Костаки оно открылось. Дальше все как в хорошем детективе — страсть охотника, развивающаяся по нарастающей, заставляющая "больного" авангардом посольского работника лазать по закоулкам грязных квартир и сознания страстно желавших забыть об этом искусстве потомков и свидетелей. "Мой отец отыскивал шедевры в самых невероятных местах — в шкафах, под кроватями, в старых чемоданах, в подвалах и на чердаках; он снимал их с окон в сараях, где они служили защитой от дождя",— вспоминает сегодня его дочь Алики Костаки. И она ни на йоту не приукрашивает: Любовь Попову можно было тогда получить, обменяв чистую фанеру на "испачканную" красками, да еще быть усыпанным благодарностями от счастливо избавившегося от старой фанерки владельца.
Однако такое искусство в те времена было опасным. На Костаки наехали по полной программе — квартиру сначала подожгли (погибла значительная часть коллекции), потом обворовали (увели Кандинского, Клюна, Никритина), а затем, в 1977-м, и вовсе выпроводили семью на историческую родину. Семья сочла, что счастливо отделалась. То, что перед отъездом Георгий Костаки отдал (откупился?) Третьяковке, ему следовало забыть. То, что увез с собой, он холил и лелеял, немного продал, много выставлял. Он умер в 1990-м, а в 1998-м Греция начала переговоры с его наследниками о продаже всей коллекции.
Музей современного искусства в Салониках распоряжается этим собранием экономно. Некоторые вещи вошли в постоянную экспозицию, всю колоду тасуют для путешествующих выставок ("Свет и цвет" только одна из них, были еще "Искусство и утопия", "Икона в русском авангарде", собирались персональные экспозиции Марка Шагала и Соломона Никритина). При этом Салоники не претендуют на право "первой ночи" — концептуальные проекты делаются для крупнейших игроков музейного мира. Так, премьера "Света и цвета" состоялась в ноябре 2004-го в "Мартин-Гропиус-Бау" в Берлине, потом отработала свое в Музее современного искусства в Вене. Сегодня она вернулась домой. А уже завтра те же вещи могут оказаться на выставке, рассказывающей о русском авангарде совсем другую историю. Такой бурной жизнью своих подопечных Костаки наверняка был бы доволен.