фестиваль кино
Завтра в Сочи закрывается XI международный кинофестиваль "Лики любви". В этом году в его конкурсной программе ПОЛИНА Ъ-ПОЛОВЕЦКАЯ отметила тягу отборщиков к интеркультурной тематике — поиску общего языка представителями разных культур.
Два фильма с аналогичным сюжетом оказались в числе главных фаворитов фестиваля — показанная в первые дни фестиваля "Японская история" (см. вчерашний Ъ) о мимолетном романе австралийки и японца, а также датский фильм "Китаец" (Kinamand), в котором фиктивный брак китаянки с датчанином перерастает в искреннюю привязанность. Китайская история, как и японская, многое выигрывает от хорошей работы белого актера — в данном случае это Бьярне Хенриксен в роли разведенного флегматика, привыкшего неизменно закусывать в китайской забегаловке напротив дома. Однажды хозяин заведения предлагает ему жениться на своей сестре, нуждающейся в датской прописке,— а датчанину как раз нужны деньги, чтобы заплатить бывшей жене компенсацию.
Поскольку фиктивный брак по-датски требует тщательной конспирации, чтобы иммиграционные органы не заподозрили подвоха, сделка обставлена со всей тщательностью, начиная с изготовления поддельных любовных писем и заканчивая свадьбой, ничем не отличающейся от настоящей. После чего свежеиспеченная китайская жена, оказавшаяся очень даже ничего, учит датского мужа есть палочками за раскладным туристическим столом, поставленным посреди голой в результате раздела имущества квартиры. И хотя отношения героев, спящих в разных комнатах, так и не успевают перейти за платоническую грань, стремительное сближение налицо: уже через несколько дней супруги начинают орать друг на друга вполне по-супружески, хоть и на разных языках, что ничуть не мешает полному взаимопониманию.
Ему могли бы позавидовать персонажи другого скандинавского фильма — "Гаваи, Осло" (Hawaii, Oslo), испытывающие явные затруднения при попытках объясниться на одном языке. Драматургически "Гаваи" сходны с небезызвестной американской "Магнолией": в них прослеживаются несколько судеб, расходящихся в разные стороны, как лепестки цветка. Сердцевину его составляет ДТП, в котором один из действующих лиц сталкивается с машиной скорой помощи — этот персонаж стремглав бросается бежать, когда чувствует неуверенность, а чувствует ее он практически всегда. Видимо, поэтому никак не может встретиться с девушкой, с которой они еще 11 лет назад договорились пожениться, да так с тех пор и не виделись. Это горе выглядит несущественным на фоне самого трагического сюжета картины — о супружеской паре, которая никак не может насобирать деньги на операцию своему новорожденному с пороком сердца.
"Гаваи" формально не слишком-то подходят под определение "фильм про любовь", которая тут понимается в абстрактном, общегуманистическом смысле. Однако картин об адски влюбленных, которые роковым образом никак не могут оторваться друг от друга, в конкурсе "Ликов" и без того хватает. Яркий образчик — южно-корейский "Зеленый стул" (Nok Saek Eui-Ja) о скандальной связи 32-летней дамы с 19-летним студентом (в Корее до 20 лет вообще нельзя). Поначалу героиню вроде бы преследуют за совращение малолетних, однако насильно изолировать ее от студентика никто не собирается и особых препятствий влюбленным преодолевать не приходится: лишь один раз в гостиничном номере они начинают вдруг искать выслеживающую их скрытую камеру, да так и не находят. Внешне преступные любовники смотрятся, особенно на европейский взгляд, практически как ровесники, и о том, что мезальянс их по идее обречен, очень быстро забываешь, а однообразие сексуальных мизансцен, перемежающихся поеданием лапши, нагоняет сон.
Ненамного более разнообразно показан секс в испанской "Любви идиота" (Amor Idiota), герой которой, представитель загадочного поколения X со слишком звучным для него именем Люк-Пьер, чувствует себя как в фильме "новой волны". Он одержим некой поначалу несговорчивой блондинкой, но даже свалившаяся на него возможность обладания ею не может развеять его тоски, изливаемой в безнадежно банальной закадровой исповеди: "мне 35, а еще ничего не сделано", "меня мучает страх застыть в экзистенциальной инерции", "любовь искушает нас мыльным пузырем оптимизма".
"Любовь идиота" несколько отдает Хулио Медемом, полуразложившимся в сознании режиссера Вентуры Понса,— подобным же образом от фильма "Даллас вокруг нас" (Dallas Pashamende) румынского уроженца Роберта Адриана Пейо за версту несет подержанным Эмиром Кустурицей. Герой "Далласа", учитель из Бухареста, блудный сын цыганского народа, приезжает в родную деревню на похороны отца, который не помещается в приблизительно изготовленный гроб. Ввиду того что с машины приезжего мгновенно снимают аккумулятор, ему приходится задержаться и вступить в романтические переговоры с прежней возлюбленной, которая ждала, что он и ее заберет в город, да не дождалась и вышла замуж за местного. Ренессанс былой любви происходит на фоне живописной дикости царящих в этом оседлом таборе нравов: центром культурной жизни является оборудованный под рюмочную автобус с вывеской "Даллас", где местные жители собираются возле украшенного золотыми пайетками телевизора смотреть американский сериал "Даллас" же — благодаря ему местные дети могут почерпнуть ценные сведения о существовании многоэтажных домов и хотя бы помечтать о какой-то другой, более чистенькой и менее криминализированной жизни. Тем не менее трагический финал фильма "Даллас вокруг нас" с прискорбием намекает, что пропасть в уровне образования и заработной платы между бывшими земляками иногда оказывается глубже, чем пропасть, разделяющая людей разной национальности.